На просторном мощеном дворе становилось многолюдно. Крестьяне теснились перед складом в ожидании своей очереди. По двору расхаживали несколько огромных лохматых собак, при виде этих свирепых псов люди неподвижно застывали на месте. Особенно страшна была огромная овчарка, она обосновалась в углу двора и с каким-то презрением поглядывала на оборванных, грязных людей.
Прыщавый Лонг со сворой своих родичей стоял у земляного приступка склада. На приступке, рядом со столом писаря, восседала сама хозяйка. Двери склада были раскрыты, и где-то там, в темной глубине, на деревянном настиле высились огромные цилиндрические зернохранилища, доверху наполненные рисом.
Несколько крестьян из села Тюонг молча выходили за ворота с пустыми коромыслами. Лица их выражали и смятение и растерянность. Такой был урожай, а они снова остались ни с чем. Половину пришлось отдать за аренду земли, потом шла расплата за буйвола, за семена... Вот и получалось, что семь долей уплывало за тот рис, что брали в долг до нового урожая, помещику, а три оставалось крестьянину. А до нового урожая ждать целых семь месяцев. Но ведь не уплачен еще налог, что-то надо оставить на семена, что-то надо продать, чтобы купить кое-какую одежонку, лекарства... Да и на поминки предков надо... И все из этих несчастных трех долей. Выходит, не успеешь оглянуться, как надо снова затягивать поясок потуже, есть два раза в день, причем один раз рис заменять бататом либо кукурузой, а в другой раз хлебать рисовый отвар, чтобы сэкономить котелок-другой риса да как-нибудь дотянуть до Нового года. А в январе снова все чуть живы, да и то сказать, на одном батате не разжиреешь. Щеки вваливаются, лица бледнеют, снова надо идти к помещику и просить в долг или наниматься к нему же, только бы дотянуть до нового урожая. А там все опять повторяется сначала... И так всю жизнь... А случись ураган или наводнение? Десятки тысяч мрут от голода. Так и переходит эта нищета из поколение в поколение...
Взглянув на молчаливую очередь крестьян, Прыщавый Лонг ткнул пальцем в одного из них.
— Этот!
Худой и обросший крестьянин в латаной одежонке подошел к приступку. Хозяйка бросила одобрительный взгляд на гроздь плодов арековой пальмы и увесистую утку, которые он положил перед ней, и приказала отнести их на склад.
— Как твое имя? — спросила она.
— Меня зовут Бао, госпожа. Нгуен Ван Бао.
— А ну, покажи свой рис!
Крестьянин зачерпнул горсть и протянул руку хозяйке. На мозолистой ладони переливалось плотное, отборное зерно. Хозяйка недовольно скривила губы.
— За такое зерно вычту корзину.
— Зерно хорошее, госпожа...
— Что значит хорошее? Ты, кажется, собираешься со мной спорить? Лонг! Будешь ссыпать зерно, вычти с него корзину. А ты, писарь, запиши в приходную книгу, что получена с Бао дополнительно одна корзина...
Писарь угодливо кивал на каждое слово хозяйки и старательно водил пером. Родичи Лонга мерили рис корзиной, а сам Лонг бросал в ящик счетные палочки. Бросит палочку и крикнет: «Четыре!» Бросит еще: «Пять!» Несколько человек уносили принятый рис в раскрытые двери склада. Бао стоял рядом и недовольно смотрел, как приемщики старались насыпать корзины с верхом.
— Горку-то насыпаете большую, накладно мне... — не выдержал Бао.
— Ты что, скандалить сюда пришел? — Приемщик сердито выкатил на Бао глаза.
Прыщавый Лонг бросил последнюю палочку.
— Двадцать три с половиной корзины, госпожа.
— Как же так, господин управляющий, я принес двадцать четыре! — попытался возразить Бао.
Хозяйка посмотрела в книгу.
— А почему двадцать три с половиной? В этот раз ты засеял полтора мау. Значит, должен был принести тридцать корзин.
Бао с трудом сдерживался.
— Я засеял только мау и два сао, госпожа.
Хозяйка вскочила из-за стола.
— Проклятье на головы твоих предков! Ты что думаешь, очень мне нужен твой рис?!
Бао побелел как полотно. От испуга и обиды у него затряслись руки и ноги.
— Это поле моего дяди, в нем ровно одно мау и два сао. Он продал его вам, и в купчей тоже указано — мау и два сао, госпожа...
— Будь прокляты останки твоего рода! Какие еще мау и два сао? Если земля когда-то принадлежала твоему дяде, так ты теперь вздумал кровь из меня сосать! Полюбуйтесь, я ему дала землю, чтобы семья могла набить рты, чтоб не подохли с голоду, а он еще осмеливается скандалить здесь!
От обиды Бао потерял самообладание.
— За вашу землю я все заплатил сполна. Что вам еще от меня нужно?
В это время из дома появился сам депутат. Тонкие губы его под черными усиками плотно сжались. Он не торопясь подошел к Бао и наотмашь ударил его по лицу толстой пальмовой тростью.