Ле замолчал. Кхак встал из-за стола, с трудом сдерживая волнение. Несколько минут оба молчали.
— Теперь перейдем к следующему вопросу, — сказал наконец Ле, подняв на Кхака глаза. — Партийный комитет Северного Вьетнама решил направить тебя в Хайфон.
И Ле подробно рассказал Кхаку об обстановке в Хайфоне.
В партийной организации Северного Вьетнама Хайфон вместе с прилегающими к нему провинциями Киен-ан и Куанг-мен составлял особый район, названный зоной Б. Как только началась мировая война, все легальные организации в Хайфоне, как, впрочем, и повсюду во Вьетнаме, подверглись репрессиям, однако хайфонский горком партии еще до этого получил указание перейти на нелегальное положение и потому понес сравнительно небольшой урон. Но вот недавно были разгромлены несколько заводских партийных организаций, а однажды ночью, во время совещания в рабочем поселке цементного завода, вероятно по доносу, было схвачено все руководство зонального и городского комитета. Арестованные товарищи держатся стойко, поэтому новых арестов не последовало. Тем не менее связь между оставшимися первичными организациями была нарушена, партийное руководство в городе теперь фактически отсутствовало. Кхак направлялся в Хайфон с заданием восстановить связи, создать новое руководство к приезду в Хайфон специального уполномоченного из центра для руководства городским и зональным комитетами. Ле особо подчеркивал, что необходимо обратить внимание на партийные организации цементного и фосфатного заводов и шелковичной фабрики, а также провести работу среди рабочих строительных батальонов, ожидающих отправки во Францию и на строительство аэродрома.
Кхак напряг все свое внимание, когда Ле стал перечислять явки, предупреждая, что надо быть очень осторожным, так как неизвестно, в каком состоянии сейчас эти явки.
— Боюсь, — сказал Ле, — что в хайфонскую партийную организацию проник провокатор, так что ты должен быть начеку. Постарайся вначале выяснить, куда ведут следы. — Ле бросил взгляд на часы, было уже два ночи.
Оба устали. Ле потянулся и зевнул.
— Пожалуй, хватит. Пора спать. Да, вот еще что. Можно передать весточку домой: скоро наш человек будет в твоих местах, может завернуть, навестить семью.
Кхак был тронут.
— Пожалуй, в другой раз, — сказал он. — Приеду на место, черкну письмецо, перешлю тебе, тогда и отправишь с кем-нибудь. У нас в селе несколько человек можно, пожалуй, привлечь в организацию. Я их понемногу готовил, когда был дома. Даже сборщик налогов и тот вроде нам сочувствует. А сестренка совсем сознательной стала.
— Как ее зовут, я что-то запамятовал?
— Куен. Неплохая девушка и умница.
Ле погасил светильник, и Кхак сразу заснул как убитый.
Как только начало светать, Ле разбудил друга. Знакомая проводница уже ждала Кхака у ворот пагоды.
— Ну, будь здоров! Самое главное — береги себя. Помни числа и места, о которых условились, — сказал на прощание Ле.
Друзья долго смотрели друг на друга. Как знать, удастся ли им еще встретиться? Ведь впереди их ожидает немало опасностей. Да и останутся ли они вообще живы?
XVI
Автобус пересек перекресток у Тхюи-нгуен почти затемно.
— Останови, пожалуйста, — крикнул Кхак водителю, — мне тут сходить!
Он с трудом протолкался к выходу, спрыгнул на землю и надел старую фетровую шляпу.
До Хайфона оставалось несколько километров, и лучше было сойти здесь, в пригороде, так как на железнодорожных и автобусных станциях обычно расклеивались объявления, подобные «Приказу о розыске... », которые Кхак видел на стене сторожки. Даже сейчас Кхак не удержался от улыбки, вспомнив, в каких выражениях было составлено объявление.
Сейчас Кхак походил на какого-нибудь секретаря, оставшегося без работы. Он был в поношенной сорочке, старых, с пузырями на коленях брюках, в парусиновых туфлях с деревянными подметками и в помятой шляпе цвета огуречного рассола, какие обычно носят уличные торговцы в городах. Но Кхак не чувствовал себя в этом одеянии спокойно, он знал, что именно такого сорта люди вызывают обычно подозрение и подвергаются обыску. И он уже решил, что, как только доберется до Хайфона, раздобудет более приличную одежду. Но где достать денег? В небольшой плетенке, которую он держал в руках, лежало лишь две пары белья да расческа, а в тощем кошельке — всего-навсего пять донгов и фальшивые документы, которые дал ему Ле. Деньги он расходовал очень расчетливо и, прежде чем решиться истратить су, долго взвешивал, стоит ли это делать. Он слишком хорошо знал, как достаются деньги трудовым людям, которые отрывают их от себя для нужд своей партии.