— Что значит, заложу? — недовольно заворчала мать. — Вечно что-нибудь выдумаешь. Заложить — значит потерять.
Куен зажгла лучину, вышла во двор проверить курятник, а Май осталась сидеть у тусклого светильника, она вздыхала и бормотала что-то про себя.
XII
Куен, разумеется, уже не раз думала о замужестве. Ей скоро исполнится двадцать пять. Разглядывая себя в зеркале, она видела в глазах тревогу: не постарела ли она, не подурнела ли?.. Иногда по ночам она едва сдерживала рыдания. Ей было тоскливо и одиноко, и ни мать, ни Тху не могли развеять эту тоску. В доме было как-то пусто, так, как это обычно бывает в доме незамужней девушки. Однажды она видела во сне мужчину, он жарко обнимал ее. Она проснулась, полная смущения, и долго лежала в темноте, боясь пошевелиться. Сон этот оставил смутное ощущение тревоги.
Конечно, она хотела, чтобы у нее был любимый человек, муж... Но, наблюдая семейную жизнь своих подруг, она испытывала лишь огорчение и страх. Лучше уж на всю жизнь остаться одной, чем жить так, как живет, например, тетя Бэй. Да, горька женская доля!
Куен не разбиралась в политике, и однако она нередко задумывалась над тем, что говорил ей брат. Она совсем не хотела, чтобы жизнь ее так и прошла в бессмысленной борьбе с нуждой. Она мечтала о другом, она не хотела такой судьбы, как у тети и матери. Но как этого добиться? Что предпринять? На эти вопросы она пока не могла ответить.
Было время, когда Куен обратила внимание на парня по имени Ти из села Тао. Он служил писарем на железнодорожной станции в Лай-кхе. Этот Ти стал писать ей о том, что давно любит ее. Он считал, что Куен может даже остаться жить с матерью и Тху. Это устраивало Куен, и она уже хотела было написать ему, чтобы он приехал поговорить с матерью, но тут произошла скандальная история, которая послужила для Куен уроком. Как-то Туэт, дочь «ученого» Дака, приехала из Хайфона домой на каникулы. Встретив Ти на станции Лай-кхе, она пококетничала с молодым писарем, и тот стал настойчиво домогаться хорошенькой и притом богатой девушки. Он забросал ее назойливыми письмами, Туэт показала их подругам, а потом отослала Ти с издевательской припиской. В маленьком уезде, где все знали друг друга, история эта стала притчей во языцех, и Ти, чтобы избавиться от насмешек, перевелся на работу в другой уезд. Вспоминая об этой истории, Куен до сих пор испытывала стыд. Образ Ти давно изгладился в ее памяти, но непонятная горечь оставалась, пока одна встреча, внезапная, как порыв ветра, не развеяла окончательно весь этот туман.
В тот день они только что поужинали, и Куен села за крупорушку. Вдруг на пороге появился какой-то незнакомый мужчина. Непонятно было, как он сумел подойти незаметно, даже пес залаял только тогда, когда гость был уже во дворе. Увидев незнакомца, Куен вздрогнула, но тут же поняла, что этот человек имеет какое-то отношение к брату: во внешности его, в худощавом лице, в быстром, умном взгляде было что-то напоминающее Кхака. На незнакомце был запыленный черный тюрбан, короткая рубашка и брюки из простой ткани. Под мышкой он держал зонт, а через плечо у него висел коричневый узелок. Он остановился на пороге и вежливо спросил:
— Скажите, это дом тетушки Май?
Май подняла голову.
— Да, заходите, пожалуйста.
Мужчина, оглядевшись по сторонам, вошел в дом и присел на скамью.
— А ты, наверное, Куен?
— Да.
— Тебе письмо...
Куен бросила взгляд на маленький белый конвертик со знакомым почерком, и у нее задрожали руки. Но она сперва налила чаю и предложила гостю.
— Спасибо, не беспокойся, — ответил тот. — Читай письмо, а мы пока поиграем тут. Ты будешь со мною играть? — обратился он к девочке.
Тху, увидев его улыбку, тут же прилипла к незнакомому дяде и, осмелев, спросила:
— А вы дадите мне ваш зонтик?
— Тху, как тебе не стыдно! — укоризненно сказала Май.
— Ничего, пусть поиграет. Значит, тебя зовут Тху?
Девочка подняла глаза на гостя, робко кивнула и снова уставилась на зонтик.
— Ну, давай играть. Хочешь, я его раскрою?
Тху радостно закивала. Когда зонт раскрылся, она запрыгала и тотчас же потребовала:
— Теперь дайте его мне...
Куен вышла в другую комнату, вскрыла конверт и, вывернув фитиль у лампы, с волнением стала читать.
Глаза ее невольно наполнились слезами. Даты не было. Буквы были очень маленькие, но четкие.
— «Сестра, — писал Кхак, — наконец мне представился случай послать тебе письмо. Как твое здоровье? Как чувствуют себя мама и дочка? У меня все в порядке. Я очень тоскую по дому, беспокоюсь о вас, но, к сожалению, не могу писать часто. Мне пришлось переложить на твои плечи все — и заботу о маме, и воспитание дочери. Прости меня, сестра, но сейчас я не могу тебе ничем помочь. Я знаю, что ради матери и ребенка ты жертвуешь своей молодостью и счастьем. И это тоже из-за меня. Я виноват перед тобой, но, надеюсь, ты простишь...»