— Ты, я смотрю, не веришь мне.
— Нет, почему же, — отозвался Хой, — у тебя все очень логично получается, мне просто нечего возразить. Но я невольно задаю себе вопрос: не чересчур ли вы уверовали в свой идеал? Уверовали до того, что, даже когда действительность опровергает вас, вы готовы идти на все, лишь бы отстоять его. Когда я смотрю на все происходящее глазами простого человека, то вижу лишь одно: несколько великих держав дерутся за господство в мире, им и дела нет до того, что станет с малыми странами. Слабому, как всегда, не дают и рта раскрыть. Сильный растопчет его и идет дальше своей дорогой, даже не оглянувшись на жертву. Недаром говорится: буйволы дерутся — мошкаре гибель! — Хой грустно улыбнулся. — Конечно, все то, что я сейчас говорю, совсем не согласуется с вашими идеями, зато все просто и понятно.
Некоторое время друзья молча шли рядом. Неожиданно послышался какой-то шум. Выйдя на середину дамбы, они увидали в той стороне, где начиналось село, яркие огни.
— Видать, у Кханя опять какой-то банкет, — заметил Кхак.
Сойдя с дамбы, друзья уселись у купы бананов. Легкий ветерок шелестел в банановых листьях, покрывал мелкой рябью поверхность реки. Обхватив колени, Кхак задумчиво смотрел на воду, улыбаясь своей широкой, доброй улыбкой.
— Откровенно говоря, — продолжал он, — в нашу идею действительно трудно верить. Ведь испокон веков, чтобы выжить, люди должны были обманывать, грабить, убивать друг друга. И вот являемся мы и заявляем, что не желаем больше мириться с этим, и стремимся сделать так, чтобы человек человеку стал другом! Кто же поверит этому! И нам не доверяют, нас честят и так и эдак, а бывает, устраивают на нас облавы, а то и забивают насмерть. Но пройдет время, и, подобно нам с тобой, обманутые, задавленные трудом рабы прозреют! — Кхак на минуту замолчал. — Нет, я не говорю: «Прощай, Москва!» Я верю в страну Советов!..
Взволнованный Хой порывисто повернулся и пожал в темноте руку друга.
— Когда я слушаю тебя, на душе становится светлее. Чувствую, что готов бороться до конца! Очень хочется увидеть, куда же в конце концов мы придем. Но как поглядишь на то, что делается вокруг, так и хочется махнуть на все рукой: плевать, будь что будет! Наш народ даже представить не в состоянии, что когда-то может произойти революция. Видно, яд рабства пропитал нас насквозь. Посмотри на наших людей! Десятки семей на моих глазах были разорены, и все это для того, чтобы в доме депутата горели вот эти огни. И что же? Те, кого он обобрал, не оставив им даже набедренной повязки, продолжают по-прежнему гнуть на него спину, сами подставляют шею под ярмо. А этот вечный страх! Страх перед каждым, у кого в руках плеть. Страх перед старостой, перед чиновником, перед стражниками, перед французским господином! Достаточно ему, словно милостыню, бросить ласковое слово, и за него уже молят господа бога. Да что говорить о простых крестьянах! Я сам живу с этим страхом в душе. Казалось бы, получил образование, вижу все бесчинства и самоуправство власть имущих и... молчу! Молчу, точно в рот воды набрал. Потому что, если я открою рот, они не оставят в покое ни меня, ни мою жену, ни моих детей. К тому же что я один могу сделать, слабый человек!..
— В одиночку каждый слаб! — подхватил Кхак. — Именно поэтому мы и должны помогать друг другу, объединяться, создавать свои организации.
Хой горестно покачал головой.
— Не у каждого, как у вас, хватит мужества отдать себя делу революции. Вот я! Понимаю все и сочувствую делу революции, но боюсь. Я не смогу перенести заключение и пытки, как переносите их вы. Да и откуда мне знать, что я должен делать? Даже в своей семье я нередко чувствую себя ненужным...
Хой подавленно замолчал и отвернулся.
— Ты неправ, — мягко возразил Кхак. — Мне кажется, что ты просто еще не вполне осознал необходимость революции. Придет время, и ты поймешь, что дальше так жить нельзя. Вот тогда у тебя появятся и смелость и сила... Общество, в котором мы живем, насквозь прогнило, оно бесчеловечно. — Кхак говорил вполголоса, точно размышляя вслух. — В один прекрасный день оно рухнет, потому что люди не смогут уже жить по-старому. Боюсь только, как бы не прозевать этот момент. Тогда, как говорится, будет поздно прыгать, раз вода у самых ног!
Они поднялись и стали прощаться, оба немного расстроенные этой беседой. Откуда-то издалека, с той стороны, где горели яркие огни, все еще слышались шумные возгласы вперемежку с визгливыми звуками флейт.
IV
Когда Кхак вернулся домой, Куен возилась у плетенок, раскладывая свежие тутовые листья. Весь дом уже погрузился в глубокую тишину.