Однажды вечером Кхак пришел в группу связи поговорить с Гай о встрече с представителем партийного комитета Северного Вьетнама. Они сидели в кухне — здесь было не так холодно.
— Сегодня семнадцатое? — спросил Кхак.
— Нет, уже восемнадцатое!
— Тогда, значит, послезавтра к нам приедет гость из центра.
— Куда его отвести?
— Пока в Ват-кать, где мы обычно встречаемся с партийными работниками. Завтра я буду в Хайфоне, а послезавтра на обратном пути заеду туда.
— Хорошо, я встречу его и провожу прямо в Ват-кать. Там мы будем ждать тебя.
— Ты не забыла, завтра надо еще сходить за бумагой?
— Нет, не забыла.
Кхак задумался. Из центра ему на смену присылают Тхиета. На последней встрече Ле сообщил, что Тхиету поручено руководить работой в зоне Б и одновременно исполнять обязанности секретаря хайфонского горкома. Отлично! Кхак вспомнил тот вечер, когда Хой вернулся из Ханоя и рассказал об аресте жены Тхиета. Самому Тхиету тогда удалось скрыться. Кхак не ожидал, что ему придется с ним встретиться здесь. Правда, Ле при первой же встрече дал понять, что после восстановления организации в Хайфоне центр собирается поручить Кхаку другую работу — какую именно, будет ясно после того, как он передаст дела Тхиету и вернется к Ле. Работа, конечно, везде найдется, но сейчас Кхаку никуда не хотелось уезжать. Он уже освоился здесь, нашел необходимые формы работы... А может, все дело в Ан? Кхак отрицательно покачал головой. Нет! Хотя это, безусловно, имеет значение...
— Тебе знаком человек по имени Конг? Он работал на шелковой фабрике, — спросил Кхак.
— Как он выглядит?
— Лицо бледное, золотой зуб.
— А-а! Он, кажется, работал секретарем в каком-то учреждении, а в тридцать восьмом, во время забастовки, был арестован и несколько месяцев просидел в тюрьме.
— А потом что делал?
— Точно не знаю. После освобождения он вроде открыл часовую мастерскую где-то в Лак-виене. Да, да, это он. Такой невысокий, с золотым зубом.
Несколько дней назад Мок, докер с причалов Сау Кхо, который жил в поселке Лак-виен, передал Кхаку, что Конг хочет встретиться с кем-нибудь из партийного руководства. Конг сказал Моку, что сотрудничал с товарищем Лыонгом в прежнем горкоме, что они знали друг друга с тех пор, когда работали на шелковой фабрике. После того как Лыонга арестовали, Конг потерял связь с партией, но продолжал самостоятельно вести работу среди сочувствующих. И вот, увидев на улицах листовки, решил восстановить связь с партийной организацией.
Помявшись немного, Гай спросила Кхака:
— Скажи, Зёнг, ты не сумеешь заглянуть к Ан, когда будешь в Хайфоне?
— Конечно. Если тебе нужно что-нибудь передать, я сделаю это. Завтра буду у нее и послезавтра прямо оттуда пойду в Ват-кать.
— Ан очень ждет тебя... — Гай пристально посмотрела на Кхака.
— Слушай, почему ты стал избегать ее? Ведь она тебя любит!
Кхак покраснел.
— Ну а что я могу сделать? Ты же знаешь, что у меня за жизнь. Моя любовь ничего, кроме страдания, другому человеку не может дать.
— Ни черта ты не понимаешь! Вот так ты скорее можешь принести страдания тем, кто тебя любит. Ведь Ан, бедняжка, такая искренняя и такая застенчивая, она ни за что не станет никому навязывать себя.
Кхак стал совсем пунцовым и только растерянно улыбался.
— Ладно, не будем больше об этом... Давай лучше заниматься!
Гай подбросила полено в очаг. Сегодня Кхак рассказывал ей об особенностях положения крестьян в колониальных странах, испытывающих двойной гнет: и своих помещиков и чужеземных эксплуататоров.
Гай слушала его не отрываясь. Когда он кончил говорить, она разгребла золу и вытащила несколько клубней батата.
— Теперь поешь, — сказала она.
Кхак взял горячий клубень и, подув на него, стал снимать кожуру.
— Может, я не права, — заговорила Гай, — но мне кажется, что в деревне работать куда легче, чем в городе. Здесь простор, и мы тут как вольные птицы, попробуй найди-ка нас. Так почему же мы не ведем работу в селах? К примеру, в этом селе. Если бы нам удалось тут привлечь на нашу сторону хотя бы несколько семей, мы бы почувствовали себя спокойнее. И что бы ни случилось, здесь у нас всегда была бы надежная база. А если восстание? Народ в два счета захватил бы в селе власть. Ведь здесь всего-навсего один староста, сборщик налогов да начальник сельской стражи!