ПРУД И КАПЛЯ
Заглохший осокóй и весь, как паутиной,
Подернутый зеленой тиной,
Дремал ленивый Пруд. В звездах лазурный свод;
Но жалкий он слепец, не видит звезд мерцанья,
Ни ласковой луны приветного сиянья.
И долго было так; но вот
Наскучил он сносить светил пренебреженье;
И, потеряв последнее терпенье,
Языком вод заговорил,
И близкую свою соседку он спросил —
Соседку-Капельку, что на листок упала
И ясной звездочкой, качаяся, сверкала:
«Что за счастливица ты, Капелька, у нас?
Так светишь, так блестишь, ну словно как алмаз!
Тебе и солнце угождает:
Вот, сжавшись всё, в тебе, как в зеркале, сияет!
По солнцу ль зеркало! Я сажен пять в длину,
Да три, а может быть и больше, в ширину;
Однако ж всё во мне не видны горни своды;
И хоть бы раз луна в мои взглянула воды!
Скажи, пожалуйста, любимица светил,
За что же я им так не мил?»
А Капелька в ответ: «Давно я это вижу,
Сказала б, да боюсь: я, может быть, обижу?»
— «О нет!» — «Так слушай же; причина тут проста:
Ты засорен, а я чиста!»
ДИТЯ И ПТИЧКА
Певица-Пеночка, летая в чистом поле,
Вдруг видит сад... «Мне в нем хотелось быть давно!»
Порх, порх — и вот уж там... В сад отперто окно:
Она к окну, в окно — и, ах! в неволе!
Боярское Дитя
В летунью-пташечку то тем, то сем швыряет;
Раз мимо!.. Вот ушиб и, за крыло схватя,
Бедняжку тормошит, таскает.
«Ну Птичка! — говорит.— Ну взвейся, ну запой».
А Птичка глазки вверх, дрожа, век кончит свой.
То видя, чувствует Дитя в душе мученье,
И в слезы, и в тоску, а Няня — поученье:
«Тебе бы пташечку легонько изловить,
Ее беречь, за ней ходить,
Ее кормить, ее поить;
А Птичка стала бы и в зимние морозы
Весь дом наш песенкой весенней веселить.
Теперь уж не помогут слезы,
Всему виною сам:
Ах, снявши голову, не плачь по волосам!»
О басенка моя! туда, туда, к вельможе,
Чтоб счастием сие испорченно Дитя,
Тебя хоть невзначай прочтя,
Что с бедной птичкою, с людьми не делал то же.
ПИРАМИДА
М<ихаи>лу К<ириллович>у Г<рибовско>му
Гром грянул, вихри засвистали,
И воздух — молний блеск и мгла!
Трещала гордая скала,
И дубы мощные трещали.
Но грозный стихнул ураган,
Исчезла ночь и мгла седая;
Подруга утра молодая
Румянит в высоте лазури океан...
Опустошения кругом открылись виды:
Там рухнул в волны брег, здесь сломлен ряд дерев.
Везде протекшей бури гнев!
Но радостью чело сияет Пирамиды.
«Скажи, соседушка, что значит твой покой?
Бодра и как ни в чем по бури роковой! —
Соседни Дýбы к ней.— Ведь гор сердца стенали,
И треснула скала, и даже мы дрожали,
А ты?.. Ужель мы все слабей тебя одной?
Ты удержалася какой уловкой тайной?
Конечно, гибкостью для нас необычайной?»
— «Ошиблись, я держусь — одною прямизной!»
Честон! гордись, мой друг, что гибкому вельможе
Сказать ты можешь то же!
КРЕМЕНЬ И СТАЛЬ
Кремень подругу сталь благодарил
И говорил:
«Спасибо, милая, лишь ты меня тронула,
Когда полмертвенный я зябнул в тишине,
Вдруг что-то новое родилося во мне,
И искра из меня звездой блеснула...»
«Напрасно!— отвечала сталь.—
Твое всегда в тебе хранилось:
Огонь и свет в тебя вложила я ль?»
— «Всё так, но если б мы не сблизились с тобою,
Я был бы хладен, как мертвец...»
Вот так и с головой, вот так и для сердец!
Что сталь? Не случай ли, даруемый судьбою?
Ах, сколько б светлых искр в умах
И пылких чувств в застынувших сердцах
Остались навсегда сокрыты далью,
Когда б судьба своей их не коснулась сталью!..