Выбрать главу

МАЛЬЧИК И ЧЕРВЯК

Не льстись предательством ты счастие сыскать! У самых тех всегда предатель низок, Кто при нужде его не ставит в грех ласкать, И первый завсегда к беде предатель близок.
Крестьянина Червяк просил его пустить              В свой сад на лето погостить        Он обещал вести себя там честно, Не трогая плодов, листочки лишь глодать, И то; которые уж станут увядать. Крестьянин судит: «Как пристанища не дать? Ужли от Червяка в саду мне будет тесно?        Пускай его себе живет. Притом же важного убытку быть не может,        Коль он листочка два-три сгложет». Позволил, и Червяк на дерево ползет; Нашел под веточкой приют от непогод,              Живет без нужды, хоть не пышно,              И про него совсем не слышно. Меж тем уж золотит плоды лучистый Царь, Вот в самом том саду, где также спеть все стало,        Наливное, сквозное, как янтарь, При солнце яблоко на солнце дозревало. Мальчишка был давно тем яблоком пленен, Из тысячи других его заметил он;             Да доступ к яблоку мудрен.        На яблоню Мальчишка лезть не смеет,        Ее тряхнуть он силы не имеет И, словом, яблоко достать не знает как. Кто ж в краже Мальчику помочь взялся? Червяк.        «Послушай,— говорит,— я знаю это точно,        Хозяин яблоки велел снимать; Так это яблоко обоим нам не прочно;        Однако ж я берусь его достать, Лишь поделись со мною. Себе ты можешь взять Противу моего хоть вдесятеро боле;        А мне и самой малой доли        На целый станет век глодать». Условье сделано: Мальчишка согласился; Червяк на яблоню — и работáть пустился;        Он яблоко в минуту подточил.        Но что ж в награду получил?        Лишь только яблоко упало, И с семечками съел его Мальчишка мой,        А как за долей сполз Червяк долой, То Мальчик Червяка расплющил под пятой. И так ни Червяка, ни яблока не стало.

БЕДНЫЙ БОГАЧ

              «Ну стоит ли богатым быть, Чтоб вкусно никогда ни съесть, ни спить               И только деньги лишь копить? Да и на что? Умрем, ведь все оставим. Мы только лишь себя и мучим, и бесславим. Нет, если б мне далось богатство на удел, Не только бы рубля, я б тысяч не жалел,                    Чтоб жить роскошно, пышно, И о моих пирах далеко б было слышно;       Я даже делал бы добро другим. А богачей скупых на муку жизнь похожа»,—       Так рассуждал Бедняк с собой самим, В лачужке низменной, на голой лавке лежа.       Как вдруг к нему сквозь щелочку пролез, Кто говорит — колдун, кто говорит — что бес:       Последнее едва ли не вернее —               Из дела будет то виднее; Предстал, и начал так: «Ты хочешь быть богат, Я слышал, для чего; служить я другу рад. Вот кошелек тебе: червонец в нем, не боле; Но вынешь лишь один, уж там готов другой.                     Итак, приятель мой,       Разбогатеть теперь в твоей лишь воле. Возьми ж — и из него без счету вынимай,       Доколе будешь ты доволен;                            Но только знай: Истратить одного червонца ты не волен,       Пока в реку не бросишь кошелька». Сказал — и с кошельком оставил Бедняка. Бедняк от радости едва не помешался; Но лишь опомнился, за кошелек принялся, И что ж? — Чуть верится ему, что то не сон:               Едва червонец вынет он, Уж в кошельке другой червонец шевелится. «Ах, пусть лишь до утра мне счастие продлится!»—                     Бедняк мой говорит.— Червонцев я себе повытаскаю груду,               Так завтра же богат я буду —               И заживу как сибарит». Однако ж поутру он думает другое. «То правда,— говорит,— теперь я стал богат;               Да кто ж добру не рад! И почему бы мне не быть богаче вдвое?                     Неужто лень Над кошельком еще провесть хоть день! Вот на дом у меня, на экипаж, на дачу;       Но если накупить могу я деревень, Не глупо ли, когда случай к тому утрачу?       Так удержу чудесный кошелек;       Уж так и быть, еще я поговею                   Один денек;       А, впрочем, ведь пожить всегда успею». Но что ж? Проходит день, неделя, месяц, год — Бедняк мой потерял давно в червонцах счет;       Меж тем он скудно ест, и скудно пьет; Но чуть лишь день, а он опять за ту ж работу.       День кончится, и, по его расчету, Ему всегда чего-нибудь недостает.               Лишь кошелек нести сберется,               То сердце у него сожмется;       Придет к реке,— воротится опять. «Как можно,— говорит,— от кошелька отстать, Когда мне золото рекою само льется?»       И наконец, Бедняк мой поседел,                    Бедняк мой похудел; Как золото его, Бедняк мой пожелтел. Уж и о пышности он боле не смекает; Он стал и слаб, и хил; здоровье и покой, Утратил все; но все дрожащею рукой       Из кошелька червонцы он таскает.       Таскал, таскал... и чем же кончил он? На лавке, где своим богатством любовался,       На той же лавке он скончался, Досчитывая свой девятый миллион.