КОТ И МЫШИ
Был Кот и взятки брал.
С мышей он кожи драл,
Мышей гораздо мучил
И столько им наскучил,
Чиня всегда содом,
Что жительство мышей, а именно тот дом,
Казался жителям сим каторгою лютой;
Свирепый тот
Мучитель-Кот
Десятка по два их щелкал одной минутой.
Ненасытимый Кот и день и ночь алкал
И целу армию мышей перещелкал.
Вся помочь им от ног; однако худы танцы,
В которых можно захромать,
А может быть, еще и ноги изломать;
Зарылись наконец они в подполье в шанцы,
Чтоб Кот не мог их более замать,
И ни одна оттоле не выходит;
Ни мышачья хвоста Кот больше не находит
И тщетно разевает рот:
Постится Кот;
Прошли котовы хватки;
Простите, взятки!
Подьячий! знаешь ты,
Как мучатся коты,
Которы ничего содрать не могут боле,
И сколько тяжело в такой страдати доле,
Сыскал мой Кот себе подьяческий крючок:
Умыслил дать мышам он новенький щелчок,
И задними он гвоздь ногами охватил,
А голову спустил,
Как будто он за то, что грешен,
Повешен,
Являя, что мышам уже свободный путь;
И льстится мой мышей подьячий обмануть.
Не слышно более разбойникова шуму;
Так мыши сделали в подкопе думу,
Не отступил ли прочь герой,
И из коллегии все выступили в строй;
И, чтя Кота не за безделку,
Выглядывают только в щелку.
Увидели, что Кот их жив
И лжив;
Ушли назад, крича: «По-прежнему Кот бешен,
По-прежнему с нас Кот стремится кожи драть
И взятки брать,
Хотя уж и повешен».
НОВЫЙ КАЛЕНДАРЬ
Порядок естества умеет бог уставить
И в естестве себя великолепно славить.
К Юпитеру принес крестьянин календарь
И расписал подробно
Ко хлебородию для года что способно:
Когда потребен дождь, сушь, холод, жар.
Он книжку ту подносит
И просит,
Чтоб было только то лишь ради нив его.
Юпитер отвечал: «Я сам того
Не сделаю, опричь тебя, ни для кого;
Я больше разума имею,
И сделать календарь получше я умею;
А ежели когда бывает он и худ,
То — тайна естества, и праведен мой суд».
Крестьянин этому не верит:
«Вот так-то,— мыслит он,— Юпитер лицемерит.
Когда бы в небесах между богов я жил,
Совсем бы естество не так расположил:
Всегда б была весна, всегда цвели бы розы,
И не было б зимы;
На что морозы?
И ввек бы не пахали мы;
Не молвил бы тогда прикащик: «Вы ленивы»,
И хлеб давали б нам несеяные нивы.
А это что за свет!
Весь год покою нет.
Рождались бы собой домашние потребы:
С горохом пироги, печены хлебы;
А я бы на печи нетопленной потел,
И гусь бы жареный на стол ко мне летел».
Настало, кончилось его желанно лето.
А сделалось вот это:
Не возвратилися в деревню семена,
И с нив мужик пожал их только имена.
НАДУТЫЙ ГОРДОСТЬЮ ОСЕЛ
Осел вез дровни; в них стоит большой кумир;
Сбегается весь мир;
Безумные народы,
Противу разума и чувствия природы,
Зовут его владыкой и отцом
И господом-творцом;
На землю падая, во громогласном крике,
Творят моление вселенныя владыке;
Никто и намекнуть того тогда не мог,
Что едет то не бог;
За это мудреца не палкой приударят:
Изжарят,
Кому захочется пропасть?
Мала у разума, у силы больше власть.
Кричат и мудрецы, не только протчи люди:
«О творче, милостив ко твари вечно буди!»
Присвоил тут Осел себе тот весь поклон,
И думает — бог он.
Кричит: «Я, я вселенной обладатель,
Земли и небеси создатель
И блага всякого податель».
Недолго был Осел в претяжкой сей вине,
Ударили его дубиной по спине,
И глупому Ослу то ясно показали
И доказали,
Сломив дубиной гордый рог,
Что он — Осел, не бог.