Ко двум читателям я басенку причел,
В единых — бабочек, в других я вижу пчел.
Одни у книг своих листы перебирают
И, будто бабочки, их смысл и сок теряют;
Другие, в чтение проникнувши умом,
Обогащаются наукой и плодом.
ИСТОЧНИК И РУЧЕЙ
Источник некогда с вершины гор стремился,
Шумящим в быстрине течением гордился,
И в пышности своей Ручей он презирал,
Который светлый ток в долины простирал.
На все его слова сказал он с тишиною:
«Источник! можешь ли за то гнушаться мною,
Что я в теченье тих,
А ты опасен, вреден, лих?
Твоим достоинством я сердца не прельщаю,
Хотя передо мной имеешь громкий глас.
Ты землю пустошишь, а я обогащаю,
Так кто ж полезнее для общества из нас?»
ФОНТАННА И РЕЧКА
В средине цветника Фонтанна кверху била
И громко о своих достоинствах трубила,
А близ ее текла
Река по камешкам: прозрачнее стекла.
Фонтанна гордая, шумя под облаками,
Сказала так Реке:
«Куда придвинулась ты, лужица, боками?
Не лучше ли б ползла, бедняжка, вдалеке
И поле дикое в своем теченье мыла;
Пожалуй-ка построй себе подале дом.
Ты видишь, какова моя велика сила:
Я там, всходя, реву, где молния и гром.
А ты в моем соседстве
О подлости своей не мыслишь, ни о бедстве».
Такою гордостью Река огорчена
Фонтанне говорит: «Я ввек не уповала,
Чтобы, в железные трубы заключена,
Бедняжкой ты меня и подлой называла.
Причиной храбрости твоей и высоты,
Что вся, по самые уста, в неволе ты,
А я, последуя в течении природе,
Не знаю пышности, но я теку в свободе».
На подлинник я сей пример оборочу;
Представя тихие с шумящими водами,
Сравнять хочу граждан с большими господами
И ясно докажу... однако не хочу.
ДЕВИЦА И РОЗА
Прекрасной Розе так Ифиза говорила:
«О ты, которую природа сотворила
Царицею цветов,
Румяностью тебя Аврора озарила,
Зефир любуется красой твоих листов;
Позволь, чтоб я тебе сомнение открыла:
На что толики красоты,
Когда всех жалишь ты?
Кто прелестям твоим дерзнет коснуться?
Всяк может красотой притворной обмануться.
Будь столько ты склонна, колико ты мила,
И сколь румяна, будь толико мало зла».
Смущенная таким советом,
Сказала Роза сим ответом:
«Ифиза, мне моя упорность дорога,
Колико я колка, толико будь строга;
Без осторожности была бы я несчастна,
Без строгия души краса есть вещь опасна».
МАГНИТ И ЖЕЛЕЗО
В который было век, не ведаю про то,
Железо некогда поссорилось с Магнитом,
Так часто в дружестве, довольно крепко сшитом,
Случается разрыв, и часто ни за что.
«Что думает Магнит? —
Железо говорит,—
Что следую за ним, куда Магнит ни ходит,
И так меня, как за нос, водит.
Не челобитчик я,
А он ведь не судья.
И можно говорить с Магнитом вольным складом,
Притом ходить обоим рядом».
Но скоро окончал Магнит с Железом бой,
Придвинулся, влечет, как прежде, за собой.
Возможно ли тому, кто мил, не угождать,
И склонности свои возможно ль побеждать?
МАРТЫШКА ВО ДВОРЯНАХ
С полфунта накопя умишка,
Разумной сделалась Мартышка
И стала сильно врать;
А этим возгордясь, и морду кверху драть.
Но разве для глухого
Казалась речь умна оратора такого,
Оратор этот врал,
А сверх того, и крал.
И так он сделался из зверя дворянином,
Пожалован был чином.
В дворяне, господа, Мартышку занесло,
Так, следственно, у ней и спеси приросло.
Поймала счастье в руки,
На что уж ей науки?
Мартышка — дворянин, как ты ее ни весь,
Обыкновенно герб таких героев — спесь.
Но, благородный став из подлости, детина
Сквозь благородие всем кажется скотина.