Вот так-то в счастии гордимся мы умом;
В несчастии вину всю на судьбу кладем.
СЛЕЗЫ КАЩЕЯ
Не знаю точно кто, а проповедник славный,
Платон, Леванда ли, иль кто-то с ними равный,
Однажды в пост великий говорил
О милостыне поученье
И слушателей всех привел во умиленье.
Кащей у кафедры стоял и слезы лил.
Знакомый у него спросил:
«Да что за удивленье!
Ты плачешь, кажется?» — «Как слез не проливать!
Я эту проповедь вовек не позабуду».
«Что ж? Станешь ли убогим подавать?»
«Нет, милостыню сам просить теперь я буду».
КАРЕТА И ЛОШАДИ
Ах! Если бы хотя под старость дал мне бог
Местечко где-нибудь такое,
Где б мог остаток дней я провести в покое,
Где б взятки брать иль красть я мог,—
Клянуся честию и совестью моею,
Уж дал бы знать себя! Что? Скажут, не умею?
Пустое! Выучусь, лишь только захочу,
Да многих, может быть, еще и поучу.
Взгляните: грамоте иные не умеют,
А как живут! Как богатеют!
Вот главное: иметь не надобно стыда.
Отставят? Отставляй, и это не беда:
Коль наживу полмиллиона,
В отставку сам тогда пойду без пенсиона.
Рассказывал один знакомый мне купец
(Не здешний и теперь едва ли не покойник),
Что в городе у них советник был делец,
Великий взяточник, невежда и законник:
Указ прибравши на указ,
Оправит всякого за денежки как раз.
Когда напишет сам экстракт, определенье,
Хоть юрисконсультам отдай на рассмотренье:
В законах пропуска, ей-богу, не найдут,
А дела не поймут!
Так спутает, так свяжет
И белым наконец вам черное покажет.
Кто больше даст ему, тот у него и прав;
А там в глаза ругай, он ничего не скажет,
Такой имел уж нрав!
Проситель подарил советнику карету;
Соперник же, узнав о том через людей,
Не знаю, по чьему совету,
Прислал к советнику четверку лошадей.
Он принял их, и я бы сделал то же.
Как четверня была кареты подороже,
То в пользу лошадей и сделан приговор.
Объявлено истцу с ответчиком решенье.
Вот вечером катит к советнику на двор
Бедняк, что потерял с каретою именье.
В сердцах кричит ему: «Бездельник! Шельма! Вор!
Ты обманул меня; отдай мою карету».
«Да, как не так!» — «И совести-то нету!
Отдай; в присутствии при всех я расскажу».
«Так что ж?» — «Свидетелей представлю, докажу;
К присяге ведь тебя притянем».
«Пожалуй, присягать мы станем».
«Ты взял карету, взял?» — «Ну что же, взял так взял!»
«А чалых четверню кто, кто к тебе прислал?»
«Соперник твой, на нем ищи своей потери:
Ведь чалые свезли карету со двора.
Однако ужинать пора.
Прощай, вот бог, вот двери!»
ДОГАДЛИВАЯ ЖЕНА
Предвидя свой конец, Петр-лавочник в грехах
Духовному отцу признался,
И смерти дожидался.
Жена стоит пред ним в слезах.
«Не плачь,— он ей сказал,— Дуняша!
Ты знаешь, сколько нам приносит лавка наша;
Беда, коль отойдет от нас теперь Кузьма;
Выдь замуж за него, людских речей не бойся...»
«Ох! батюшка, не беспокойся:
Я это думала давно уж и сама».
ПЬЯНИЦА
Пьянюшкин, отставкой квартальный,
Советник титулярный,
Исправно насандалив нос,
В худой шинелишке, зимой, в большой мороз,
По улицам шел утром и шатался.
Навстречу кум ему, майор Петров, попался.
«Мое почтение!» — «А! Здравствуй, Емельян
Архипович! Да ты, брат, видно,
Уже позавтракал! Ну, как тебе не стыдно?
Еще обеден нет, а ты как стелька пьян!»
«Ах! Виноват, мой благодетель!
Ведь с горя, мой отец!» — «Так с горя-то и пить?»
«Да как же быть!
Вот бог вам, Алексей Иванович, свидетель:
Есть нечего; все дети босиком;
Жену оставил я с одним лишь пятаком.
Где взять? Давно уже без места я, несчастный!
Сгубил меня разбойник пристав частный!
Я до отставки не пивал:
Спросите, скажет весь квартал.
Теперь же с горя как напьюся,
То будто бы развеселюся».
«Не пей, так я тебе охотно помогу».
«В рот не возьму, ей-богу, не солгу;
Господь порукою!..» — «Ну, полно, не божися.
Вот крестникам снеси полсотенки рублей».
«Отец!.. дай ручку...» — «Ну, поди домой, проспися,
Да, чур, смотри вперед не пей».
Летит Пьянюшкин наш, отколь взялися ноги,
И чуть-чуть не упал раз пять среди дороги;
Летит... домой? О нет! Неужели в кабак?
Да! Как бы вам не так!
В трактир, а не в кабак, зашел, чтобы промена
С бумажки беленькой напрасно не платить;
Спросил ветчинки там и хрена,
Немножко так перехватить,
Да рюмку водочки, потом бутылку пива,
А после пуншику стакан...
Другой, и наконец, о диво!
Пьянюшкин напился уже мертвецки пьян.
К несчастию, еще в трактире он подрался,
А с кем? За что? И сам того не знал;
На лестнице споткнулся и упал,
И весь, как черт, в грязи, в крови перемарался.
Вот вечером его по улице ведут
Два воина осанки важной,
С секирами, в броне сермяжной,
Толпа кругом. И кум, где ни возьмися, тут.
Увидел, изумился,
Пожал плечами и спросил:
«Что? Верно, с горя ты, бедняк, опять напился?»
«За здравие твое от радости я пил!»