Жуткая история! И вовсе не похожая на сказку: король, за которого вышла замуж сестра, даже послал ее на плаху; лишь чудом она не лишилась головы. Это скорее мистическая история, от которой за версту веет потусторонним холодом и ужасом черной магии. Все же наши «Гуси-лебеди» куда теплее и, конечно же, сказочнее: «Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях. Вернулась девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету! Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся. Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали, маленьких детей уносили».
Действительно, «гуси-лебеди», как и все птицы, улетавшие на юг (по представлениям наших предков — в Рай-Ирий), могли унести с собой ребенка в потусторонний мир. Но могли и принести оттуда ребенка, как это проделывают аисты. А в сказке они уносят братца в избушку Бабы Яги. Но птицы не рабы лесной старухи, могут и выйти из повиновения да и улететь от нее прочь.
Ну а как же с лебяжьими мужами, были ли они на Руси? С большой степенью уверенности можно предположить, что были, ведь все боги и духи имели пары: скажем, у Перуна была Перуница, у леших — лесунки, у домовых — домовухи, а у матери природы и красоты Ладо был возлюбленный — Ладо. Так же и некоторые птицы — пернатые хищники и лебеди, не могут они жить в одиночку, без любви. Если была богиня Лебедь, то был и Лебедян. В древних памятниках есть упоминания о стране Лебедии, а археологи находят навершия древних знамен, выполненных в виде лебеди, поднявшей к небу крылья.
Но давно это было, и теперь лебедь воспринимается только как символ женской красоты. В самом деле, негоже молодцу ходить с длинной лебяжьей шеей: что хорошо для женщины, то не годится для мужчины (и наоборот). Вот потому-то наш сказочный герой — сокол. Точнее, Финист — ясный сокол. Собственно, «финист» — это переиначенное русскими средневековыми книжниками название птицы феникс, обладающей, согласно греческим легендам, способностью сжигать себя и затем возрождаться. Само слово «феникс» говорит о финикийском происхождении этого мифа. Египтяне называли эту птицу иначе — бенну и считали птицей бога потустороннего мира, Осириса. Но ведь точно такую же роль, как египетская птица бенну, выполняли русские «гуси-лебеди» — уносили души в потусторонний мир.
Вообще-то точно, что за птица Финист, — не ясно: то ли сокол, то ли феникс, то ли лебедь, но случилось так, что однажды Марьюшка — красавица писаная попросила отца привезти ей перышко Финиста. Долго он искал, все никак найти не мог, но вот однажды встретился ему старенький старичок. Поздоровались по-хорошему, тут старичок и спросил: «Куда путь-дорогу держишь?» — «К себе, дедушка, — отвечает отец Марьюшки, — в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел». А старик вынимает из кармана перышко, да и подает ему с такими словами: «Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам». Взял его крестьянин, рассмотрел его, а оно самое обыкновенное. Только и подумал: «Что в нем Марьюшка нашла хорошего?»
Ночью Марьюшка, когда все легли спать, бросила перышко на пол и велела: «Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!»
А дальше было вот что:
«…Явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу. Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру.
— Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой.
«Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше».
Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят.
Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился-бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:
— Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь.
Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.
Пошла она к отцу и сказала:
— Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.
Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами. Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть: волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Говорит Марьюшка:
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— О, красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
…Шла, шла Марьюшка, сапоги железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка:
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— А у моей сестры была?
— Была, бабушка.
— Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется. Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.
Говорит Марьюшка:
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!
Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела: