Русская земля на своей заре была напоена пафосом “предприятия”. Киевская Русь, и как государство, и как предприятие, считалась совместным семейным владением “торгового дома Рюриковичей”. Всякий сметливый человек стремился оказаться в походе с князем, войти в его дружину, торговать с заморскими купцами, сделать доходным свое ремесло. Постепенно предпринимательский дух проникал в толщу крестьянского населения и становился причиной обширных перемещений и колонизационного движения, в результате которого было совершено первоначальное освоение русского Северо-Востока. Очень часто эту колонизацию связывают исключительно с давлением степняков и с неблагоприятными из-за частых набегов условиями жизни в лесостепи. Это неверно, ведь ответом на набеги могла стать надежная система обороны, подобная той, что выстроена была в XVI веке, и создание этой системы потребовало бы значительно меньших затрат энергии, чем освоение дебрей Северо-Восточной Руси и ассимиляция финноугорских племен. Причиной колонизационного движения был, скорее, поиск новых прибылей, новых удач. Одной из причин постепенного возвышения Северо-Востока является возрастание превосходства персидского торгового пути над путем греческим.
Предпринимательский дух Киевской Руси осознается ныне очень слабо, несмотря на тысячи свидетельств его в исторических и археологических памятниках. Причиной тому является один из закоренелых русофобских предрассудков, одинаково влияющих и на либеральную, и на патриотическую интеллектуальные традиции. Даже “либерал-рыночник” А. Чубайс, регулярно заявляющий, что мы должны быть такими же капиталистами, “как на Западе”, парадоксальным образом попадает под влияние старого предрассудка о “непредприимчивости” русских, заявляя: “В России “делать деньги” никогда не станет национальной идеей, а менталитет русского предпринимателя никогда не будет американским. Поиск правды, истины, справедливости для России и русского народа всегда стоит выше первичных материальных импульсов человека” – сформулировано аккуратно и с возможностью дать задний ход, но по сути ясно: “русский человек – не предприниматель по своей природе”.
Истиной же является прямо противоположное. По своей природе русский – предприниматель, однако поднявший свою предприимчивость на новую ступень, на служение высшим религиозным и политическим задачам. Ничего “непредпринимательского” в русском менталитете нет. Только больное либеральное понимание советской индустриализации как изнасилования русского народа мешает увидеть, что “первые пятилетки” были огромной “авантюрой”, смелым и рискованным предприятием, завораживавшим своей мощью и страну, и мир. Образы стахановцев и “красных директоров” подавались советской пропагандой по лекалам образов “творцов своей судьбы” и “сделавших себя миллионеров” в предпринимательской культуре Запада. И один из главных провалов “либерального проекта” в России 1990-х гг. состоял в том, что в нем не было ничего от настоящего предприятия. Он и воспринимался и был по существу Большой Кражей, в которой если и существует риск, то совсем иного, неприемлемого для русского большинства толка. Ворюги не были и не стали варягами…
Древнерусский период был временем реализации первого большого проекта в судьбе русской культуры. Для социально активной части общества основными профессиями были профессии дружинника, воина, купца, “ушкуйника”, а идеалом были “честь и слава”, добыча и социальное признание. Причем силу, распределявшую “честь и славу” между людьми, видели в удаче. Социально-политическая организация общества также в значительной степени была подчинена предпринимательской идее. Вокруг совместного управления семейным предприятием строились отношения Рюриковичей, как локальные предпринимательские образования возникали городские общины многочисленных русских городов, управляемых вечем, наконец, по типу данничества строились отношения этих городов с их сельской периферией. И хотя мы подчеркиваем различие киевского периода истории и последующей национальной традиции – собственно исторической России с центрами в Москве и в Петербурге, – можно констатировать, что раскрывается поразительная значимость для нашего времени многих черт именно “русской античности”.