Из «святых дров» на площади сначала выкладывались «инсталляции», а потом, ближе к ночи, запылал огромный костер: по замыслу «художников», Россия с этой минуты начинает жить новой жизнью, «свободной от любого старья»…
На Таганке открылся «Парк-авеню». Первый в столице публичный дом для школьников 14–15 лет.
«Порог согласия» снижен — Верховным Советом — до 14!.
Вперед, ребята! Можно!
Туалеты в «Парк-авеню» были так сконструированы, что благодаря скрытым камерам и телевизорам, стоявшим повсюду, дети видели все, что происходит в соседних кабинках — и у девочек, и у мальчиков. И по телефону (здесь были бесплатные телефоны) свободно общались друг с другом, обсуждая увиденное.
Так что же случилось? Почему, когда «демократия» вмазала по России, Россия сразу прогнулась?
Где народная сила? Куда делась?
Был Сталин — были и силы. Потом возник Хрущев, запас прочности — колоссальный, люди, весь народ по-прежнему верили в себя, особенно после побед в космосе, но дух (Россия всегда духом сильна) уже поблек: лидер был смешной, даже пиджаки носить не умел…
Потом Брежнев — миллион анекдотов.
Потом Горбачев…
Если костер правильно и заботливо разложен, огонь сам ударит с небес. Народ встрепенулся, увидев Ельцина, но головы быстро поникли — опять от стыда.
От собственного выбора, так сказать.
Если народ не верит в свои силы, в себя, если народ, ужаснувшись своему выбору, переходит на шепот, такой народ не скоро поднимется с колен, да и зачем с них вставать-то, с колен, если жить на коленях — это выгодно; человека, стоящего на коленях, не каждый ударит, уже хорошо…
74
— Ну и шта-а?.. Шта теперь?
Ельцин криво, исподлобья смотрел на Чубайса.
Рядом с рабочим столом Президента, у стены, стоял большой телевизор. Съезд принял предложение Хасбулатова работать до ночи, на трибуну один за другим поднимались депутаты и говорили решительно и зло.
Ельцин не выдержал, схватил пульт и выключил звук. Сердце болит, у Ельцина все время болит сердце, но на душе так тяжело, что он сейчас почти не чувствует боли.
Над порталом собора Парижской Богоматери высится статуя святого Дениса, который смиренно несет в руках собственную голову.
Почему святой Денис так похож на Ельцина? Одно лицо!
— Ну… шта-а, я спрашиваю?..
«Интересно, — подумал Чубайс, — у африканских питонов такие же глаза?»
Министры молчали. Чубайс тоже молчал.
— Не хотим-м, значит, отвечать Президенту?
Речь Чубайса к съезду так и лежит у Чубайса на столе. Почему Ельцин не предложил ему выступить? У Чубайса магнетическая энергия воздействия на людей, он обладает даром спасти любую ситуацию, самое время выйти сейчас на трибуну
— Я не знаю, Борис Николаевич, что вам сказать, — ответил Чубайс.
Получилось искренне, с болью.
— Не хочу разочаровать… ненароком… Президента России, — уточнил Чубайс. — Не люблю разочаровывать.
Как голодные кошки, готовые вцепиться друг другу в горло, за столом сидели: Гайдар, Шумейко, Черномырдин, державшийся, впрочем, особняком, Чубайс, Нечаев, Шохин, Шахрай, Полторанин, Баранников, министры-силовики и генеральный прокурор Степанков.
— Две-три минуты, Борис Николаевич, — попросил Чубайс, — и я отвечу…
Если бы он знал, что сказать! Ельцин может взорваться. Доклад Гайдара на съезде — это еще не катастрофа, но если Ельцин взорвется…
В глазах у Ельцина — слепая тоска. Одутловатое лицо, прыщи, как опята… — да и он, Чубайс, сейчас как… запечатанный конверт.
— Ответите?! Крутили языками, п-понимашь, а теперь один крик… между собой? Нет больше своей линии? Засосались на дно?..
Ельцин и сам сейчас какой-то приплюснутый: Гайдар все время пытался что-то сказать, но Ельцин так в конце концов на него рявкнул, что Егор Тимурович свалился обратно на стул и закрыл лицо руками.
Какже они кричали друг на друга, — о! Ельцин даже представить не мог, что его министры так ругаются между собой.
Гайдар (жалобно):
— Давайте все-таки о деле…
Он сидит, как воробей на жердочке, и пот с него льет ручьем…
Шум усиливается.
— О деле?.. — подхватывает Полторанин. — Давай, Егор, о деле — ага! Я тут намедни… изучал в отприватизированной нами России цены на березовые дрова. Что я скажу? Видно, не уродилась в этом году береза…
Снова шум (Полторанин раздражает, его шутки — всегда не вовремя).
Хмурится Виктор Степанович Черномырдин. Он недоволен больше всех.
— Я продолжу… — Черномырдин попытался всех успокоить. — Да не кричите вы… знаем мы тех, кто кричит!