Он настроен сейчас очень решительно.
— Все вопросы, поставленные на съезде, — начал Черномырдин, — я предлагаю собрать в одно место. Правительство — это не тот орган, где можно только языком. Ясно говорю? — Черномырдин строго рассматривал членов кабинета. — По-моему, ясно, — заключил он.
Ельцин молча ходил по кабинету и ни на кого не смотрел.
— Говорили, — продолжал Черномырдин, — даешь эмиссию на 330 триллионов. Было? Было. Дали? А мы всем даем! Экономике, кричат, нужен кислород. А я так понимаю: это один раз дыхнешь, потом… — Черномырдин нахмурился еще больше, — только дрыгнуть останется…
Никто не засмеялся.
— При такой политике, — наступал Черномырдин, — когда 330 триллионов мы дали на тупую эмиссию, мы еще долго будем жить при смерти. Ясно?
— Ясно-ясно… — согласился Ерин, хотя он ровным счетом ничего не понял.
— Мы наступаем на грабли, а потом нас поднимут на вилы!.. — заключил Черномырдин.
— Да не лезьте уж, не ваше… — вздохнул Нечаев.
Он тоже очень устал.
Ельцин остановился:
— Причем тут эмиссия? Вы сейчас о чем?
— Я о сегодняшнем, Борис Николаевич! — повернулся к нему Черномырдин. — По докладу правительства я бы поставил… твердую неудовлетворительную оценку, других оценок я вообще не знаю. И всегда говорю все как есть. Чего мне стесняться?.. Если я — еврей, чего мне стесняться? Но я не еврей! — Одним словом, успехов не много, но у нас… есть правительство. Мы его имеем. И сейчас важно делать все по-людски! Полгода назад я предлагал подкинуть на севера 29 миллиардов рублей. Помнишь, Нечаев? Не помнишь? Значит, сходи к врачу, проверься. Мы тогда, Борис Николаевич, — Черномырдин опять повернулся к Ельцину, — не дали. А потом испугались, что люди в ящик сыграют, и выдали 272.
А если б сразу дали, нам бы не пихали потом депутаты… и вообще был бы к нам позитив. Егор Тимурович все время повторяет, что нам многие завидуют… а я скажу, это все равно что беременной бабе завидовать за час до родов!
Никто не засмеялся, даже Полторанин, который обычно смеялся громче всех.
— Почему я так перпендикулярно увязывают эти вопросы? — спрашивал Черномырдин. Он все не сводил с Ельцина глаз и ловил сейчас даже малейшие колебания воздуха. — А потому, товарищи, что мы с вами вприпрыжку занимаемся прыганием! И этот факт сидит у меня в голове, как первородный грех. Я постоянно твержу, как пономарь, уже язык сожрал: наша задача сейчас — быстро разделать то, чего мы уже много наделали. Пора всем понять, где мы сейчас находимся…
— Где, где… — вздохнул Нечаев. — Отпоют нас за милую душу…
Полторанин поднял голову:
— А кто в роли священника? — заинтересовался Полторанин. — Борис Николаевич или депутаты?
И громко засмеялся.
— Отпоют… значит звона по России будет больше… — заметил Шахрай.
— На хрена мне звон? — насторожился Черномырдин. — Мы, товарищи, должны быть счастливы, что у нас есть Борис Николаевич, что такой… непреклонный человек нас ведет. И еще очень важно, чтобы страна сейчас не озверела от демократии, то есть надо делать то, что полезно людям, а не то, чем мы тут занимаемся!
Ельцин согласно кивнул головой и опять ничего не сказал.
Самое тяжелое — это запах. Над столом стеной стоял густой запах пота. И перегар: выпил, похоже, только Грачев, но выпил он сразу за всех.
— Я заканчиваю, — строго предупредил Черномырдин. — Россия может, товарищи, стать со временем полноценным еврочленом, только в их члены мы всегда успеем. Так что не надо тут: Европа, Европа! Отключим им газ, так они в обнимку к нам жаться будут, чтобы согреться!
Еще раз, товарищи: в их члены мы всегда успеем. А будем спешить — так сразу убьемся мы ведь если куда вступим, так… сразу наступаем и полюбили уже наступать!
— Это точно… — поддержал Грачев. — Дети матерей-одиночек уверены, что их принес козел.
— Кто… уверен? — не расслышал Борис Николаевич.
Грачев вскочил:
— Дети матерей-одиночек, Борис Николаевич.
Ельцин помедлил.
— Каких еще матерей?
— Одиночек! — отрапортовал Грачев.
— Я ничего не понял…
— Это шутка, Борис Николаевич… — объяснил Полторанин. — Про матерей.
— Шутка?
— Шутка. — Грачев опустил голову.
— Сядьте! — приказал Ельцин.
— Есть!
Черномырдин пошел в наступление.
— В Петербурге у нас 25 районов. Это все знают? — Он обвел взглядом министров. — Кто не знает, докладываю: вице-мэр Петербурга Беляев вдарился сейчас в приватизацию ЖКХ. Важнейшие объекты города. — Вопрос: как идет приватизация? Отвечаю: по телефонному справочнику.