Война была беспощадная, но государство, Сталин, каждый день кормят в цирках животных. Один тигр — 30 кг мяса в день. Никого же не уморили! Люди погибали, но не тигры. И ты попробуй, не дай тигру мясо! Тигр не забывает, что он тигр. Человек забывает, что он человек, а тигр — никогда!
Алька задумалась.
— Слушай, дядя Олег! Мне даже в голову не приходило, что все так плохо…
— Дрессировщик Мансуров, Алинька, рыдал у меня на плече. Тигров надо в Москву отправить. А как? Как в одиночку ты их прокормишь? Все ж частное: антреприза! Ну и крутись… в антрепризе, пока она тебя не закрутит! — Знаешь, как для цирка надо животных выбирать? Говорю: по глазам. У животных разные глаза, не замечала? Добрые и злые, хитрые и доверчивые… У всех, кроме крокодилов.
— А у крокодилов?
— У них тупые.
— Потому что идиоты?
— Верно!
— А меня, дядя Олег, гипнознуть можешь? Как петуха?
Старик замах руками:
— Подожди, случай… Мы же не все еще выпили!
Подскочил официант. Они все слышат: такая у официантов профессия.
— Виски, — приказала Алька. — Два по пятьдесят. Отдельно — лед.
— Вот у меня, Алинька, был хороший друг, — оживился старик. — Валя Филатов, укротитель медведей. — Счастливый человек, слушай! До шестидесяти лет ел все, что хотел! А израненный весь… на нем ведь живого места не было! Медведь, Алинька, коварнейший зверь. Тигр ярится, то есть честно предупреждает: сейчас я тебя съем! А медведь непроницаем. Никогда не знаешь, что он сделает. В Новый год столы у нас накрывали прямо на манеже. Так гимнастка одна, Наденька, подвыпила хорошо, берет кусок торта: пойду, говорит, медведя с Новым годом поздравлю!
Через минуту-две возвращается. Сама пришла, веришь? Кровища хлещет… Правой руки — нет. Тот из нас, кто еще не упился, тут же протрезвел. «Он мне руку откусил!.. — кричит. — А у меня кольцо с бриллиантом!»
И — грохнулась в обморок.
— Жесть… — протянула Алька. — Руку сожрал…
— Вместе с тортом. Сначала рука. Потом торт. На десерт.
— Приветик…
Это что за талант такой, кто объяснит: Ева всегда появлялась незаметно.
— Ой, — сжалась Алька. — Смотрите, Олег Константинович, кто пришел…
Ева бросила взгляд на стол:
— Квасим?..
— Все б так квасили… — обиделась Алька. — По капле взяли! Это Ева, Олег Константинович! Самая моя родная и главная подружка.
Олег Константинович встал:
— Клоун Попов.
— Клоун? — прыснула Ева. — Ой, а я вас, кажется… знаю. Олег попов, да?..
— Точно так. это еще я.
— Ох-ре-неть… — протянула Ева. — Ну и связи у тебя девка! С великими пьешь!
— А немцы меньше пьют? — вдруг спросила Алька.
— Конечно, что ты! Немцы много пьют пива, — засмеялся старик. — А шнапс у них идет после еды. Я обалдел прям: чай подают, конфеты и вдруг — водку несут. — Родные, что вы делаете, кричу! Наоборот же надо!
Алька рассмеялась:
— Научите вы их, дядя Олег!
— Стараемся. Ведем работу.
— А мне можно вас чем-нибудь угостить?.. — вдруг спросила Ева.
— Неловко как-то… — смутился Олег Константинович. — Да и мы, по-моему, все запасы уже подчистили…
— Игорек, все, что хочет мой гость!
— Слушаюсь!
— Во как… — засмеялся Олег Константинович. — Ну, давай, брат, раз так… — Он сразу сделал строгое лицо и даже нахмурился:
— Вина и овощей!
— А поконкретнее можно? — взмолился Игорек.
— Конкретнее? Водки и огурец.
Алька взяла сигарету.
— А зависти в цирке, дядя Олег, как везде? До хрена и больше?
— Хватает, — согласился Олег Константинович. — Я в Монте-Карло работал, там у нас самый главный цирковой фестиваль. Был польский оркестр. А Ярузельский в этот момент объявил в Польше военное положение. И оркестр стал мне вредить: я ж советский! Все время дают не ту музыку!
Человек, Алинька, появившись на свет, должен сразу понять: обратной дороги у него нет. Поэтому из любой ситуации надо как-то выходить. Так вот, — играют они, значит, черте что, а я настырно делаю все, что надо: есть музыка — нет музыки…
Переиграл их, короче говоря…
— Человек-оркестр, — усмехнулась Ева, затянувшись сигаретой. — А вообще ужас, конечно…
— Ужас хотя бы то, сударыня, что вся жизнь у цирковых на колесах. Однажды на гастролях меня поселили с акробатом. Он — хронический алкоголик. И в тот момент, когда его припирала внутренняя химия. Он канючил: «Олег, пойдем на рынок! Но уговор: я пью вино и хвалю его. Пьешь ты — и ругаешься: кислое… Понял?».