б 10
11 475
278 19.
15
2
Запомнила, товарищ Веревкина? Повторите, пожалуйста.
Ему хотелось, конечно, чтобы Алька провалилась: вербовать для разведки уличных проституток (Лев Николаевич не находил большой разницы между проститутками и охотницами)… было ниже его достоинства, это бесспорно, но Баранников — из ментов, куда тут денешь, у ментов, как известно, собственные представления о счастье.
Алька еще раз взглянула на цифры и написала:
6
11
278
15
2.
Потом задумалась:
10
…?
19.
— Там еще что-то было… — напряглась она. — В серединке.
— Плохо, коллега.
Алька обиделась:
— Я вам не Вольф Мессинг!
В последнее время она заводилась с полуоборота.
— Понимаю, — кивнул Лев Николаевич. — Но у вас, товарищ Веревкина, есть определенные способности, это бесспорно. В таких случаях надо просто «войти в себя». Опереться на свое подсознание.
— Да?
— Конечно!
Алька вышла из-за стола и стала медленно раздеваться.
— Что вы делаете? — обомлел Лев Николаевич.
— Вхожу в себя. Чтобы войти в себя, мне надо раздеться перед малознакомым мужчиной. Потребность такая.
— Тогда раздевайтесь.
— Это вас не обидит?.. — она эффектно стягивала платье.
— Скорее не обрадует, товарищ Веревкина, — объяснил Лев Николаевич. — А вы уверены, что нормального здорового мужчину радует чужая женщина в белье?
— Уверена, — подтвердила Алька. — Нормального — да.
Лев Николаевич откинулся на спинку стула.
— Вы, товарищ Веревкина, только что вспомнили Мессинга. Я с ним работал, между прочим.
— В Чека? — удивилась Алька.
— Это был, Алевтина, очень закрытый и бесконечно одинокий человек, — продолжал Лев Николаевич. — Особенно после смерти его Аиды, его жены. Если бы Мессинг жил бы открыто и широко, как Борис Ливанов, например, он бы просто растерял бы, я думаю, свой удивительный дар. Мессинг — человек-шкатулка. И он действительно читал мысли людей…
Алька страсть как любила непонятное. Сейчас, например, ее очень интересовала Туринская плащаница.
— Обалдеть, конечно. Я на нем была.
— На ком?
— На Мессинге.
— В каком смысле… вы на нем были?.. — насторожился Лев Николаевич.
— В Сочи. В Зеленом театре. Доски, помню, крутились с цифрами. И он эти цифры сходу считал.
— Не ошибся?
— Один раз. И снова все посчитал. Уже правильно.
Лев Николаевич разговорился:
— Я всегда очень жалел, Алевтина, что Вевлеле Мессинг не занимался лечебным гипнозом. В тридцатых годах в Москве был такой Орнальдо, он же — Николай Смирнов. Слышали об Орнальдо?
— Нет, — честно призналась Алька.
— Гений. Это был гений, товарищ Веревкина! У больных Орнальдо вызывал такой сон, что во время операции они совершенно не чувствовали боли. Ты понимаешь, товарищ Веревкина… — Лев Николаевич плавно перешел на «ты», — скольких граждан он спас? Стариков особенно. Тех, кого наркоз мог убить.
Альке хотелось подыграть Льву Николаевичу.
— У меня бабка наркоз не выдержала, — сообщила она. — И загнулась.
— Ты, Алевтина, читала «Мастер и Маргарита»? Роман Булгакова.
— Не-а… Евка читала. Я — нет.
— Книга не для детей, — согласился Лев Николаевич. — Булгаков присутствовал на сеансе Смирнова в «Эрмитаже». Булгаков предметно интересовался гипнозом, пытался вылечить себя от острой потребности в морфии. В наркотиках. Там, в «Эрмитаже», Смирнов чуть было не раздел — догола — ползала. Вовремя спохватился: в первом ряду сидел Максим Михайлов, любимец Сталина, с супругой. И могли быть… последствия, как вы понимаете… — Так вот: Булгаков так вдохновился «черной магией», что позже, с придумками, описал Орнальдо в своем романе. — А Мессинг, Алевтина, все время говорил, что любое счастье человеком (каждым из нас) не заслужено. Понимаешь? Как заслужить счастье? Какими подвигами?
Алька задумалась:
— Никак, наверное. Особенно в политике. Сплошные взяточничество и торговля.
Такой разговор Льву Николаевичу определенно нравился.
— Молодежь редко ошибается, товарищ Веревкина, — согласился он. — Выходит, не заслужил я это счастье: видеть тебя в белье. Даже в красивом. В Париже куплено?
Алька не отвечала.
— Странно как-то…
— Не с тем народом общаешься, — закончил Лев Николаевич. И снова улыбнулся: хорошая девочка. Просто вовремя не поумнела.
— Можно я оденусь? А то холодно.
— Сделай одолжение… Для меня, Алевтина, переспать с проституткой — все равно что засунуть свой член в навозную жижу.