Читая Караулова, невольно ловишь себя на мысли: что же сейчас перед тобою? Фантасмагория? Гротеск? Или экспрессивное описание реальных событий, то есть — эпопея?
Мне почему-то вспоминается знаменитое антисталинское стихотворение Осипа Мандельштама: «А вокруг него взвод тонкошеих вождей, / Он играет услугами полулюдей. / Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет…»
Ну конечно, к 30-м годам сталинские вожди не были уже «тонкошеими» — ряшки и загривки наели. Но поэту именно таким эпитетом и нужно было наградить их: так подчеркивалось сходство с гойевской нечестью. Вот и у Караулова: «вожди» занимаются, прежде всего, личным обогащением, а Россия и наш народ — заложники их политических, экономических и криминальных манипуляций…
Как говорил Солженицын, в социализм падали 70 лет, подниматься из него будем 100. Тут беда вот в чем — выход из системы оказался намного более болезненным, чем казалось когда-то. Мы считали, что с падением режима быстро произойдет морально-нравственное воскрешение общества, выздоровление людей — всего народа. Вместо этого 90-е принесли Великую криминальную революцию: огромную беду, подлинные масштабы которой и пытается в «Русском аду» понять Караулов.
Последние годы существования Союза разлагающее действовали на правящую верхушку и особенно — на ее молодые кадры. Не случайно большинство олигархата — выходцы из комсомольской номенклатуры. Удар пришелся не только на социальную жизнь. Подобного разграбления история не знала, конечно, со времен Византии, но в Византии хищничали пришельцы, а тут — свои.
Еще страшнее — моральное оскудение. Несмотря на все лицемерие коммунистической идеологии, в советских людях было много идеализма, бескорыстия и искреннего желания служить Отечеству.
По этим чаяниям и надеждам был нанесен самый сокрушительный удар — «удар рублем», широкой пропагандой корысти без берегов.
Пока все — дружно, искренне — искали национальную идею, деньги стали национальной идеей.
Теперь говорят: ну ладно, что вы поминаете все время ельцинизм, «чикагских мальчиков», ведь минуло с тех пор уже столько лет: давайте обсуждать наблюдаемые сегодня изъяны.
Но в том-то и дело — ноги растут оттуда, из прошлого. Помните, в «Бесах» революционер и прожектер Шигалев говорил: мы дадим право на бесчестие, и тогда все к нам прибегут.
В 90-е и было дано это «право» — на бесчестие. От него все пошло.
Андрей Караулов, сам, помнится, разделявший тогда либеральные иллюзии, вдруг взялся за то, что он называет сейчас «делом своей жизни»: запечатлеть разворот 90-х. Никто прежде и не думал, что он — писатель.
Читая «Русский ад», все время задаешься одним и тем же вопросом: почему на поверхность вынесло — вдруг — не людей твердых и трезвомыслящих, а авантюристов и демагогов? Неужели это закон любой революции? Исторический ветер, как правило, поднимает наверх мутную пену, под которой толща потенциальной анархии…
Караулов явно выделяет тех, кто мог бы в те смутные времена принести (и по мере сил приносил) России ясную пользу: Шаймиев, Лужков; с большой симпатией описан личный друг молодого автора Гейдар Алиев… Это так — помнится, во второй половине 90-х у нас, у народа, блеснул лучик надежды: когда на короткий период хозяйство оказалось в руках Евгения Примакова. Но в ту пору Ельцин был уже повязан по рукам и ногам олигархическим криминалом и быстро убрал Примакова — под давлением окруживших его людей.
Особое внимание у Караулова — к Церкви.
Православная тема в литературе — это не какая-то «специальная область», то, что незримо разлито по всей истории России. Вспомним, к примеру, «Дворянское гнездо» Тургенева, «Братьев Карамазовых» Достоевского, да и бессмертную «Анну Каренину» Льва Толстого. Или страшный роман «Бесы» Федора Достоевского, где нигилисты запускают мышь в киот чудотворной иконы. И, несмотря на такие жуткие сцены, в этом произведении есть катарсис, и «Бесы», безусловно, роман христианского, православного писателя. Террористическое подполье разоблачено и выставлено всем напоказ, и уже это кажется торжеством справедливости. При всей разнице творческих методов и манер есть, по-моему, необходимое для всех полноценных литератур условие: убеждение в том, что зло не всеобъемлюще. И зло никогда не победит добро. Это не умозрительная вера, это правда, иначе человечество и дня бы не просуществовало!
Так что не надо на каждой странице трижды крестить лоб и говорить: «Господи, Господи!», религиозность в литературе более деликатная вещь, чем это порой выглядит у писателей-неофитов. Не в этом заключается христианство культуры, а в подспудном движении авторского мировоззрения.