- Олечка-болтушка! Потрепала Анна дочь, быстро и умело свившую венок и теперь укладывавшую его на голову матери.
- Мама, а когда приедет папа?
- Я думаю, что не скоро…
- Скоро! Скоро! Скоро! Я вчера подралась с Ленкой, дочерью актрисы Митрохиной из-за того, что она сказала, что у меня папы совсем нет, что меня аисты в капусту принесли. Это её саму аисты в капусту принесли, а у меня папа есть!
- Драться нехорошо, милая моя…
- Мама, ты говорила, что папа моряк, что он поплыл вместе с Беллинсгаузеном в Антарктиду. Но корабли Беллинсгаузена уже вернулись, а папы всё нет…
- Он приедет дочка, обязательно приедет. Если он любит нас, он вернётся…
В дверь постучали.
- Войдите – крикнула Анна.
Дверь открылась. В комнату вошли император Александр, великий князь Николай, митрополит Фотий.
- Извините, сударыня, - сказал Николай, что мы врываемся к вам. Нас привело дело немаловажное для всех.
* * *
Дальнейший разговор происходил в консульском зале Зимнего дворца, где со стен смотрели огромные, похожие на готические окна, портреты предков от Михаила Романова до Павла.
Николай гневно ходил по залу, на секунду останавливаясь перед нервным, чувствующим свою ошибку Александром, смущённым Фотием, ищущей, не нашедшей в душе ответа, Анной. Костюмы всех остались прежними, кроме Анны, успевшей переодеться в коричневое платье, с глухим, до подбородка, воротником.
Николай заговорил. Эхо его слов гулким звуком билось о стены просторного пустого зала.
- Наша задача, сударыня, - сказал Николай,- изобличить обманщика, ставшего причиной не только ваших несчастий, но и надругавшегося над искренним доверием царской семьи. В лоно которой втёрся он с тёмными пока для нас побуждениями… Вот перстень, переданный мне вашей наперсницей с просьбой найти по нему обманувшего вас негодяя, ибо это единственное, кроме вашей очаровательной дочери, что осталось от него… Другой, точно такой же, перстень на пальце этого человека, - Николай указал на Фотия. – Вглядитесь сударыня, не этот ли человек обманул вас пять или шесть лет тому назад. Дол мой, как великого князя, и императора Александра Павловича, как государя российского, восстановить поруганную нравственность.
Анна, в волнении ломая пальцы, порывисто подошла к Фотию и с напряжением всмотрелась в его лицо. Фотий насмешливо глядел на неё пронзительными голубыми глазами из-под чуть седеющих чёрных бровей.
нашего ребёнка, - в её голосе послышались рыдания. – Как я любила его, и как он, мне казалось, любил меня! Я была начинающей провинциальной актрисой, он представился оборотистым новгородским купцом. Дарил подарки, катал на лошадях…
- Теперь купеческую поддёву он сменил на рясу! – сурово остановил Николай. – Итак, милостивый государь, ваша очередь. Вы признаёте прошлые отношения с стоящей перед вами дамой?
- Да, я любил её…- тихо отвечал Фотий.- Я отчётливо помню тот год. Я только что постригся в монахи, много молился, постился, думал, что навсегда отринул все блага мира, и вдруг дьявол искусил меня в образе этой женщины, изображавшей боярыню Наталью Карамзина на открытой площадке в великом Новгороде. В одежде купца я стал приходить к ней. Я искренне любил её. Но не люблю больше. Я умер для мира…
- Каков тартюф! – воскликнул Александр. – Как долго он морочил мне голову! Распинался о тщете земного, а сам заводил женщин на стороне! Я заставлю тебя жениться на обманутой тобой женщине!
- Государь , я - монах. И я не могу жениться.
- А я как глава Русской Православной церкви лишаю тебя сана! Теперь ты мирянин!
- Хорошо, государь. я мирянин, хотя дело Господа, а не царя давать сан и лишать его…но неужели вы пойдёте против зова человеческих сердец, ранее любивших, а теперь холодных, если не ненавидящих друг друга…
-ВЫ любите, сударыня, этого человека? – быстро спросил Николай.
- …Нет… я больше не люблю его…- твёрдо, как не больно было, отвечала Анна.
- Я соединю их насильно! – топнул ногой Александр.- ради воспитания и содержания их ребёнка!
- Содержать ребёнка с сегодняшнего дня я не отказываюсь. Я бы и раньше это сделал, если бы знал о его существовании, - спокойно отвечал Фотий. – но совместная жизнь насильно рядом сожительствующих людей, ставших врагами, не может содействовать ни росту нравственности, ни гражданственности в ребёнке…
- Я не буду жить с ним, государь, и я не хочу, чтобы он воспитывал моего ребёнка! – подтвердила Анна.
- Вот они – актёры! – воскликнул ожесточённо Александр. – Всё ваше искусство лишь разрушает нравы, иначе вы бы так не рассуждали! Правильно, что хоронят вас за церковной оградой! А ты – монах!
- Государь, я - пал. А вы думаете, не падали Тертуллиан, Августин, Иероним, Сергей Радонежский? Падали ещё как! Сила их в том, что Господь давал им силы подняться…Государь! вы судите меня, но намного ли вы лучше? Молодые годы свои вы провели в страшнейшем блуде, ваша связь с Нарышкиной была открыта для обеих столиц, Царскосельский дворец мог бы рассказать о ночах с мадемуазель Вельо и многими другими. Когда же здоровье ваше ослабело до невозможности развратничать, несмотря на помощь докторов, вы вдруг заделались нравственником…
- Мерзавец! Да я тебя отправлю в Шлиссельбургскую крепость!.. Караул!- закричал Александр.
Николай с обнажённой шпагой подскочил к Фотию. В зал вбежали гвардейцы.
- И о вас, великий князь, я многое мог бы рассказать, в том числе, и тех мыслях, что роятся в вашей голове по поводу присутствующей здесь дамы. Ваше добро не без выгоды, - сказал Фотий Николаю.
Гвардейцы уже схватили Фотия.
- Я себя, господа, за своё падение наказал, а вы себя накажите? Я сделал себя скопцом для Царства небесного. Кто может вместить, да вместит…- говорил уводимый караулом Фотий.
- Хотел наказать себя, а наказал и дочь, и любимую женщину, - сказал Николай.
* * *
Александру опять приснилось, что душит он отца своего, Павла. Павел хрипел, вырывался из-под батистовой подушки:
- Опомнись , сынок, остановись! За что?!
- А не помнишь, отец, как за три дня до убийства твоего, отдал ты приказ арестовать и сослать меня, единокровного сына и наследника твоего, вместе с женой Lise навечно в Шлиссельбургскую крепость…
- Знал я о заговоре, предотвратить пытался…
- Но не успел…
- Либо ты, либо я…
- Умри, отец…
- Сы-нок!..
* * *
В ужасе, в липком поту, Александр проснулся. Он лежал, разметавшись, в царской опочивальне на широченной кровати под голубым балдахином с вышитыми на нём облаками, солнцем, луной и звёздами.
Александр позвонил в колокольчик. Вошёл сонный долговязый камердинер с ничего не выражающим лицом.
- Одеться!.. В цивильное, - приказал Александр.
Камердинер побежал за фраком. Бесшумно, как тень. вошёл Аракчеев.
- Государь. Дело спешное. Против вас зреет заговор. У меня записка Бенкендорфа о тайном обществе…
Вошёл с фраком лакей. Замахав на него руками, Аракчеев выхватил у него фрак и начал помогать царю одеваться:
- Донос подробнейший, вся история тайного общества; его зарождение, развитие, разделение на две управы, Северную – в Петербурге, и Южную – в Тульчине, Василькове, Каменке; имена директоров и главных членов; цели: у Северных – ограничение монархии, у Южных – республика; способы действия : у одних – тайная проповедь. У других – военный бунт и революция с цареубийством…- торопливо говорил Аракчеев. Александр раздражённо, молча, движением, перебил его и широкими шагами пошёл по коридорам дворца:
- Не мне их судить и казнить: я сам разделял и поощрял некогда все эти мысли. Я сам больше всех виноват! Я – отец, они – дети. И казнь заговорщиков, будет не казнь, а убийство детей. Отцеубийством начал, детоубийством закончу!