- Ваше величество, это – лирика! Нужны решительные действия – сказал едва поспевавший за Александром Аракчеев.
Александр схватил Аракчеева за отворот генеральского мундира.
- Ты, говоришь, лирика… Нет, это не лирика. Это – совесть!
- Но высшие интересы России…
- Да оставь ты…Когда душа у меня страдает, какое мне дело до каких-то ещё интересов… И, граф, не входите ко мне в спальню без доклада. Я вас лишаю этой привилегии. Камердинер – профессионал. Он, когда одевает, не мнёт фрак, как вы…
* * *
Митрополит Фотий стоял на коленях на холодном полу Шлиссельбургского каземата. Молился:
- И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое он имели. И возопили они громким голосом. Говоря: доколе, Владыка святой и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу
Завизжала на петлях тюремная дверь. появился в цивильном костюме бледный, сгоравший от внутреннего напряжения, Александр Павлович.
- Оставьте нас одних, - сказал Александр дежурному гвардейцу, вошедшему вместе с ним. Тот послушно кивнул, пряча явное недоумение прихотью государя, вышел.
- Знал, что придёшь, - удовлетворённо сказал Фотий, приподнимаясь и подходя к Александру.
- Прости , батюшка, - упал перед ним на колени государь, зарыдал, обнял рясу. – понял, какая сила в твоей слабости. Как могу я. убивший отца, покушавшийся на мать и братьев своих ради благ мирских судить тебя, только лишь прелюбодействовавшего с женщиной?!
- Не судите и не судимы будете… Причаститься не хочешь? Я тут причастия немного сохранил. Думал, если к смерти приговоришь меня, захочешь удушить аки пса приблудного, так причащусь перед казнью…
Фотий достал из-под рясы жестяную табакерку, на дне которой лежала вымоченная в вине просфирка, разломил её. Дал половину царю.
- Славлю Господа за великодушие Его. Христос посреди нас, - Фотий съел просфирку
- И есть, и будет! – горячо проговорил Александр.
- Не отверзи меня от Лица Твоего и Духа Твоего Святого не отъемли от меня… Пропадешь, царь. Вижу, что совестливый ты. Не в миру, а в церкви надо жить тебе. Хорошие правители – подонки; добрый, божеский человек царём быть не может. Не держись за царство, брось всё, уйди в монастырь…
- А ведь и вправду, пожалуй…- с горящими глазами держал Фотия за рясу государь. – Не поверят, не согласятся, не отпустят живого… Как же быть, а? мёртвым притвориться что ли? Или нищим странником уйти, как те, что по большим дорогам ходят, сколько раз я ми завидовал? Или бежать, как юноша тот в Гефсиманском саду, оставив покрывало воинам, бежал нагим? Так, что ли? А?
- Так, государь, так. Раздавай имение своё и следуй за Господом, - засветилось лицо Фотия.
Александр вдруг передёрнулся, судорога затрясла его тело:
- Врёшь! Больно прост. Полно, небось пошутил, мёртвым не прикинусь, голым не убегу. А вот прикажу четвертовать тебя в Москве на Лобном месте, тогда как?!
* * *
Месяца через два император Александр в Царскосельском дворце у строил бал-маскарад. Гулять собирались до утра. На бал съехались дворянские верхи всей столицы. Дамы и господа надели за месяц сшитые, в худшем случае подновлённые костюмы римских легионеров, средневековых рыцарей, норвежских викингов, древних славян и славянок, присутствовали и современные костюмы, испанцев, итальянцев, греков, некоторые оделись в наряды сказочных персонажей. Корсеты, корсажи, каркасные платья заметно меня телосложение дамы и господ, глухие маски скрывали лица, и порой нелегко оказывалось узнать даже хорошо знакомого человека.
Хрустальные люстры сверкали от множества зажжённых свечей, взад-вперёд сновали лакеи, разнося подносы с фужерами, наполненными лафитом, аи, клико, шампанским и бургундским.
В середине бала решили устроить соревнование в танцах, церемониймейстером выступал сам император. Теперь зал раз бился на два круга, под неистового Моцарта в одной стороне выступали господа, в другой – дамы. Первых судил император, вторых – великая княгиня – Александра Фёдоровна. Елизавета Алексеевна и Николай Павлович, большие театралы и любители танцев, участвовали в конкурсе инкогнито. Как раз сейчас в кругу дам, в своем смелом костюме амазонки и танцевала Lise. В мужском кругу выделывал сложные для своей полной комплекции антраша генерал Аракчеев. Если узнать Lise из-под маски и новой причёски можно было не сразу, то Аракчеев по оплывшей неуклюжей фигуре, вылезавшей из театральных лат Рюрика, определялся запросто.
Lise танцевала хорошо. Многие мужчины прятали от жен пылающие взоры, устремлённые на царицу. Зная доступность Lise, не один мечтал, хоть коротко, походить в фаворитах. Темпераментный танец близился к завершению, когда нога Lise подвернулась, и она, ах! Покатилась по зеркальному паркету.
Император Александр поднял жезл церемониймейстера, ударил по нем ладонью :
- Дамы и господа, позвольте мне на правах распорядителя, а также человека, устраивающего свой последний мирской бал перед тем, как подобно великому Людовику, отказаться от светской суеты и предаться сугубо духовной жизни…
- Государь, надеюсь, вы не уходите в монастырь? – спросила одна из дам.
- Я не стану монахом на троне…. Моему обращению немало способствовал мой друг и советник, митрополит Фотий.
- Лицемерная гадина! Как я его ненавижу! - глядя на Фотия, прошептала Елизавета стоявшему рядом с ней одетому в латы тамплиера лекарю-китайцу, она так и не удалила его от себя. Lise ещё больше понизила голос:- Твои яды на Александра не действуют! Он здоров, как подросток.
- Государыня, я не могу применять сильные яды. Быстрая смерть царя будет подозрительной, но сегодня я увеличу дозу, - шёпотом отвечал китаец.- Потом он стал так осторожен…
- Всё равно, я буду править Россией, как Екатерина Вторая! –топнула ногой Lise.
- Итак, - продолжал Александр, - заключительный танец победителей! Среди господ это, бесспорно тирольский стрелок, - Александр вывел на середину зала стройного юношу в чёрной маске и костюме Вильгельма Телля. – А у вас кто, великая княжна?
- Я объявляю победительницей среди дам – очаровательную поселянку! – Александра Фёдоровна представила девушку в костюме, стилизованном под крестьянский, но гораздо богаче.
Александр взмахнул жезлом. Оркестр заиграл, пара победителей, почти поднимаясь над паркетом, понеслась в стремительном котильоне.
Елизавета Алексеевна потерла ушибленное бедро:
- Проклятая нога! Если б не она, мне бы танцевать этот танец! – зло прошипела она.
Подняв картонное забрало, за танцем наблюдал лекарь-китаец. На его левом мизинце блестел яшмовый камень.
Пара танцевал великолепно. Кавалер не уступала даме, дама - кавалеру. Публика не могла скрыть своего восхищения.
Когда танец под бурю восторга и оваций закончился, император Александр объявил:
- По бокалу лафита – победителям!
Лакей заторопился к столику, где стояли напитки. Там повар уже наливал вино в хрустальные бокалы.
Lise и китаец переглянулись. Подбежав, Lise вырвала поднос у лакея: « Пошёл вон, болван!» и, приветливо осклабившись, понесла вино к царю. Раскрыв яшмовый перстень, китаец незаметно бросил в один из бокалов мгновенно растворившийся прозрачный кристалл. Lise остро заметила, в какой. Всего на подносе стояло четыре бокала, для императора, великой княжны Александры Фёдоровны и победителей.
- Друзья, пришло время снять маски! – весело объявил император.
Ещё тяжело дышавшие после танца победители сорвали маски. Выдох удивления, узнавания прокатился по залу. Перед собранием стояли великий князь Николай Павлович и актриса Анна Истомина. Разгорячённый румянец играл на щеках обоих.