Бишоп остановился рядом с овальными проходами в неизвестность и достал фонарик. Проходы, уводившие из главного зала, не освещались, и в них уже через несколько метров сгущалась непроглядная тьма.
Всё время, пока они шли сюда, Семцову терзала малоприятная мысль: люди (если они там есть) собраны в одном месте и не движутся. Слишком это напоминало кадры с третьего уровня процессорной станции Хадли, куда Чужие притащили всё уцелевшее население колонии. Ей не хотелось даже предположить, что подобное могло произойти с Казаковым и его группой.
— Бишоп, куда идти? — пересилив себя, спросила она переминавшегося с ноги на ногу андроида.
— В центральный коридор и дальше налево во второй проход. Если верить плану, там должен быть небольшой зал, в котором и находятся люди. Правда, за это время они могли уйти… Однако мы их всё равно разыщем.
— Сомневаюсь, чтобы военные могли куда-либо уйти, — едва слышно пробормотала Семцова, но Бишоп всё равно услышал, повернулся и взял её за плечи.
— Маша, я знаю, о чём вы думаете, — спокойно проговорил он, глядя ей в глаза. — Будем надеяться на лучшее. А если… Если это окажется не так, наша совесть будет чиста — мы сделали всё возможное.
И он, круто повернувшись, решительно шагнул в тёмный тоннель.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Маша узнала многое. Куда больше, нежели любой ксенолог, мечтающий о первой встрече с чужим разумом. Она видела записи с рейдера «Сулако», сама едва не погибла на Фиорине, читала короткие, но ёмкие доклады Рипли, представленные следственной комиссии по делу «Ностромо»… И наконец, сама оказалась в гнезде Чужих. В самом логове.
Если вначале Чужие неизменно пребывали рядом с ней в ночных снах, вызывая страх и злобу, то теперь чувство ужаса перед этими существами сменилось не то чтобы на безразличие, а скорее, на неопределённую гамму чувств, в которой смешивались и отвращение, и ненависть, да в придачу часть какого-то смутного понимания. Маша подсознательно ощущала, что странные зубастые твари тоже имеют право на жизнь, существование, но право это не должно осуществляться за счёт людских жизней.
Пускай где-то, в самых отдалённых мирах Галактики, существует планета, на которой зародилась эта необычная и абсолютно чуждая жизнь, пусть эти жуткие твари, как утверждает Бишоп, обладают настоящим интеллектом, но в данных обстоятельствах Чужих можно расценивать лишь как врагов. В своей правоте Семцова не сомневалась: первыми напали всё-таки они, Чужие. Она просто физически чувствовала, как ужас перед ними уходит, растворяется, но остаётся другой страх, пересилить который невозможно. Страх за людей. Пускай её с лейтенантом Казаковым свела чистая случайность, однако Маша чувствовала себя ответственной за его жизнь. Если бы дискета Эрона попала в руки ООН, эта экспедиция никогда не состоялась бы. Все были бы живы.
Семцова поймала себя на мысли, что к людям, именующим себя цивилизованными, всегда имеющим чистые воротнички и не вымазанные в чужой крови или оружейном масле руки, — людям наподобие Хиллиарда, Пауэлла или погибшего здесь, на LV-426, Картера Бер-ка — она испытывает совершенно аналогичные чувства, что и к чёрным клыкастым громадинам, по которым всего полчаса назад вела ураганный огонь из своей винтовки. И что с этими «людьми» она вела бы себя столь же хладнокровно, приведись подобный случай. Именно эти чудовища в дорогих костюмах от лучших модельеров послали на верную смерть экипаж буксира «Ностромо», да и катастрофы на Ахеронте можно было бы избежать, не пожелай мистер Картер Бёрк перепроверить показания офицера Рипли на следственной комиссии в надежде на финансовый выигрыш. В той игре проиграли все. В этой — победит она, Семцова. Каких бы усилий это ей ни стоило.
…Одна-единственная женщина, против которой стоит поистине несокрушимая армия вышедших из самых пучин космического ада чудовищ и вдобавок не менее мощная организация, опутавшая своими щупальцами почти все обжитые людьми миры.
Одна против всех. А из союзников лишь робот-андроид, который сейчас спокойным шагом двигается впереди в глубь тёмного коридора. Да, может быть, несколько соотечественников, во главе с невысоким вежливым лейтенантом. Есть надежда, что он ещё жив.