— Да что с ним? — донёсся из решётчатого динамика не на шутку встревоженный голос Хоупа.
— Ничего страшного, но у меня имеются основания временно не доверять ему. Так что примите к сведению мои указания. — Хиллиард быстрым движением отключил связь. Выйдя из медицинского блока, он отправился в свою каюту, глядя прямо впереди себя недовольными глазами.
«Нет, — рассуждал он. — Определённо, при перезаписи мы повредили какую-то часть его программы…» Хиллиард слишком много знал о роботах, чтобы предположить, что Бишоп сошёл с ума. У андроидов такого не бывает. Всё-таки строение мозга синтетического человека чисто механическое, пусть он и обладает разумом. Но в то же время андроид никогда не стал бы кричать на человека, а уж тем более — осуждать его решения. В них изначально заложено подчинение людям! Однако эти возможные нарушения программы очень беспокоили Хиллиарда. Безусловно, Бишоп не взорвёт «Патну», пока весь экипаж находится в гиперсне, — робот не может причинить вреда человеку. Но… Чёрт его знает!
Хиллиард вполголоса выругался, так и не придя ни к какому решению, и захлопнул за собой дверь своей каюты.
В густо-жёлтом свете SWK-1427-MW «Патна» казалась гигантским золотым самородком, плывущим в чёрной бездне космоса. Огромный в понимании человека, но ничтожно крохотный в масштабах Вселенной комок металла-всё быстрее и быстрее уходил от одной чужой звезды к другой. Гостеприимное и родное Солнце скрывалось сзади и слева от крейсера, а под его брюхом разворачивалась гигантская спираль Галактики, взрастившей человека, — ядро и отходящие от него два рукава, наполненные мириадами звёзд, только одна из которых была вечно желанна и любима каждым из людей. Безбрежно пространство, бесконечно время, бесчисленно количество миров и вечна Вселенная. Всё остальное имеет границы. Всё, кроме Разума. В каких бы формах он ни проявлялся, в каких бы измерениях ни существовал, в каком бы времени ни преумножал себя — разум присутствовал всегда. Всегда с момента творения. И пусть одно его воплощение уходило в вечность — тут же, пусть на другом конце мироздания, возникало ему на смену другое. Разум был столь же необходим Вселенной, как свет и пространство, он такая же её часть, как квант или галактика, он так же вечен, как она сама. Чего не скажешь о жизни…
Перед глазами Кристофера Хоупа зелёно-голубоватым светом сияли на экране буквы: «КУРС РАССЧИТАН. ЛОГАРИФМИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА КУРСА ВЫВЕДЕНА НА МОНИТОР 12. ЗАДЕЙСТВОВАНА СИСТЕМА ЭЛЕКТРОННОГО ПРОГРАММИРОВАНИЯ. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ СВЕТОВОГО БАРЬЕРА ЧЕРЕЗ 25 °CЕКУНД. ОТСЧЁТ НАЧАТ».
Его несложная капитанская работа была полностью выполнена. Программа нового курса заложена в центральный компьютер корабля, проверены и перепроверены все системы крейсера. Теперь, пройдя невероятное расстояние через малоизвестную и таинственную область космоса, называемую для простоты гиперпространством, «Патна» вновь материализуется только спустя 1350 часов в другом конце Галактики. В эти часы жизнь экипажа будет находиться полностью в руках компьютера и Господа Бога. Хоупу всегда становилось немного не по себе в момент перехода из реальной жизни в глубины гиперсветовых скоростей. Каждое тело, достигнув скорости света и не защищённое гиперполем, по законам физики должно перестать существовать. Материальный распад. Пересекая световой барьер, любой корабль, лишённый защиты, так же как и его экипаж, распадается не то что на молекулы и атомы, а на элементарные частицы, которые и продолжают двигаться со скоростью, доступной только свету. Защищённая щитом гаперполя «Патна» пересечёт роковую грань и, увеличив скорость до десятков световых лет в секунду, уйдёт из мира существующего. Хоуп заворожённо вглядывался в центральные обзорные иллюминаторы. Вот уже начал появляться эффект Доплера: звёзды, находящиеся прямо по курсу корабля, стали приобретать ярко-синий оттенок. Речевой синтезатор привычно известил экипаж об отключении поля искусственного тяготения, неистово взревели где-то позади двигатели, последние сигналы индикаторов сменили цвет с красного на зелёный, и окутанная переливающимся голубовато-зелёным ореолом «Патна», достигнув скорости света и превысив её, навсегда ушла из района маленькой невзрачной звёздочки в неизвестность.
…Двести с лишним лет назад неизвестный никому физик-теоретик из Оксфордского университета сделал, казалось бы, невозможное. Он посягнул на самое святое в физике — теорию относительности. Старик Эйнштейн, наверное, переворачивался в гробу, когда Вадим Эндерби читал свой доклад на всемирном конгрессе физиков в Минске, полностью опровергающий выводы Эйнштейна и напрочь переворачивающий существующий взгляд на устройство мира. Множество учёных, придерживавшихся старой доктрины, пытались отыскать ошибки в вычислениях Эндерби, но его доводы были настолько логичны и неоспоримы, что со временем и самые яростные консерваторы смирились.