Через несколько мгновений спускаемый аппарат вырвался из гравитационного поля «Патны». Позади слышалось шипение двигателей. Облака Ахеронта постепенно приближались.
— Движемся точно на сигнал радиомаяка, — сообщил второй пилот, смуглый испанец Лео Аргедас. — Сбоев в системе навигации нет. В атмосферу войдём через шесть минут.
— Отлично, — пробормотал Казаков, глядя на экран с постепенно вырисовывающимся силуэтом чужого корабля и мигающей точкой маяка рядом.
— Идём на снижение. — Фарелл упёрся взглядом в датчик высоты. — Сто тысяч футов до поверхности. Входим в плотные слои атмосферы. Выпускаю дополнительные стабилизаторы. — Он потянул один из рычагов вниз. Из корпуса модуля выросли четыре крыла, а сверху стали медленно подниматься два трапециевидных киля. Обтекаемая торпедообразная форма аппарата, наиболее приемлемая для полётов в вакууме, уступила место подобию огромного боевого самолёта. В ту же секунду брюхо модуля коснулось облаков и он провалился в мутную мантию атмосферы LV-426. Начало ощутимо трясти, но двигатели успешно справлялись с бурными потоками газов в верхних слоях воздушного покрова Ахеронта.
— Тангаж двадцать градусов, — сообщил пилот и, взглянув на один из приборов, добавил: — Температура за бортом минус пятьдесят два.
На мерцающем экране засияла топографическая карта местности. В левом верхнем углу светился сигнал радиомаяка.
— Видимости нет, на поверхности пылевая буря, — автоматически докладывал Фарелл. — Высота пятнадцать миль. Расстояние до объекта — четыреста миль.
— Скорость? — перебил Казаков.
— Тысяча девятьсот в час, скоро перейдём на дозвуковую. Входим в нижние слои атмосферы.
Казаков взглянул в иллюминатор. Наступало утро, и в тёмно-красном свете здешнего солнца уже можно было кое-что разглядеть внизу. Воздух стал более прозрачен, а приборы показывали, что температура снаружи стала повышаться, — атмосферные процессоры, разбросанные по планете, делали своё дело.
Под брюхом челнока стремительно мелькали холмистые равнины и скальные образования. Унылый и безрадостный мир.
— А состав воздуха? — обратился Казаков к навигатору.
— Приемлемый для дыхания, — отозвался тот. — В основе азот и кислород, если верить анализатору. Фон гамма-излучения повышен, да это и неудивительно после взрыва атмосферной станции. Непосредственной опасности для здоровья, впрочем, нет… Просто нельзя долго там задерживаться.
— Высота три тысячи футов, сэр, — сообщил Фарелл. — Мы на подходе.
Секунду спустя раздался хлопок и рёв двигателей стал гораздо слышнее.
— Вышли на дозвуковую. — Фарелл потянул штурвал на себя. — Снижаемся.
Аппарат плыл в воздухе Ахеронта. Светало довольно быстро, и пробивавшийся сквозь плотные облака ярко-оранжевый свет освещал разворачивающуюся под ним картину. Скорость уменьшилась до трёхсот миль, и Казаков неотрывно смотрел в иллюминатор. Вдали показался иззубренный скальный хребет, а на равнине перед ним он заметил гигантскую воронку — след взрыва, уничтожившего колонию Хаяли и населявших её монстров.
— Мы почти у цели, — прохрипел навигатор.
— Выхожу к сигналу маяка, — подхватил Фарелл и чуть повернул штурвал вправо.
Челнок, пролетев над безжизненной равниной, приближался к гряде скал. Взглянув на экран радара, навигатор с дрожью в голосе сказал, посмотрев на Казакова:
— До объекта около десяти миль! Посмотрите, может, он уже виден.
Казаков отстегнул ремни и, нагнувшись над пультом управления, стал вглядываться вперёд, прильнув к центральному обзорному окну. В оранжевом свете дня его взгляду предстало такое, что он не смог сдержать удивлённого возгласа.
— О Господи! — Он неотрывно смотрел вниз. На скалистом холме в нескольких километрах перед ними возвышался гигантский силуэт космического корабля. Даже при сильном ветре, гоняющем тучи пыли, его можно было хорошо рассмотреть.
— Сделай круг над объектом, — приказал Казаков пилоту. — И сбавь скорость до минимума.
— Есть, сэр, — чётко ответил тот и взялся за штурвал.
Даже с высоты в тысячу футов чужое сооружение выглядело совершенно невероятно. Отдалённо напоминающее подкову создание чуждого разума имело округлённые, сглаженные формы, резкое утолщение на изгибе «подковы», а два её окончания были слегка изогнуты навстречу друг другу. Корпус сиял на солнце матовым цветом слоновой кости. Казаков настолько увлёкся этим зрелищем, что даже не обратил внимания на слова пилота: