К чему низложенный взывать,
Готов, чтобы изгнать невзгоду...?
Не так ли для отчаянья судьба
Дарует прозорливость в строки?
К безумию не валится борьба,
Призвав удачливость в уроки.
(Конечно мог я описать
"ТОтт" ужас и безумный страх,
Что запечатался в устах.
Нам всех уже не сосчитать...;
Что погибали на Востоке
В незабываемом Потоке).
37
Нутро пугалось трупной мысли.
Все наши личные дела
Свои лишь знали номера,
Что кожей на костях провисли,
Я стала снова: - медсестра.
ОТ воли сложно утаить
К чему так тянется душа,
Иначе незачем и жить
Пусть и за медный звон гроша/.
Болели все, не только в истощенье,
НО даже надзиратели..., и те
Не уступали в тесноте
Быть первым сортом для леченья,
Пусть чуть и строго, не спеша;
Был там один средь нас "левша".
38
Мне зависть не заколотила
В печёнках раненую кровь,
Что с клапанов стекала вновь,
Как слёзы самки крокодила, - 17)
Что метили не в глаз, а в бровь.
НЕ так ли описал Лесков - 18)
Всю не восторженность момента,
Иль не был Русский тот готов
Для всей судьбы эксперимента...?
Немецкий врач твердил одно,
Что русский ближе санитара,
Что хуже и ветеринара
Листы бинтовок полотно
Наложит вроде инструмента
Для полыньи абитуриента.
39
Экзамен удивил нас всех:
Резекция, увы, желудка - - 19)
Совсем не похоть или шутка,
Что в речи вызывает смех,
Как пышногрудая попутка.
Из побеждённых, европейских стран
Под будни, выстраданность дня,
Под многоликость язв и ран
Там и приставили меня....
Я, вроде бы, считалась немкой.
Чем плоть ещё там прикоснулась...?
Лишь похоть в голод окунулась,
Закрывшись облупле/нной стенкой,
К какой моя вся пятерня
Тянулась в отдых, жизнь кляня.
40
Тот русский, был и бос, и наг,
Но всё ж держался на ногах....
Презрев и беспокойство, страх,
В надрезе он своём напряг
Острейший скальпель на перстах....
Часы тянулись молчаливой нитью,
Меня всё больше поражал итог,
ОН шёл, как будто по наитью,
Что вдруг читалось между строк.
Хирург как будто бы от Бога,
С кем так бездумно обращались.
В ком мышцы всё же сокращались
Под недвусмысленность предлога,
Что вёл знамёна на Восток,
НЕ зная истинный где БОГ.
41
В его кисти не дрогнул скальпель,
Не уступал ему зажим
К рукам умелым и мужским....
"Холодной сталью, как индейцы скальпы
Мы опухоль с желудка удалим", -
Он говорил на русском, -
Но мы понимали.
Что на немецком ли французском,
Где врач изысканной морали
На нам понятном языке
Вращал перстами инструменты,
Ловя биения моменты.
Не так ли в каждом знатоке
Меж пальцев гений узнавали
И в уважении вставали...?
42
Все удалить диссектора/, - 20)
Пинцет, зажимы, также жомы. - 20/)
Нажав на горло идиоме,
Притихли все инспектора/,
Не усомнившись здесь в дипломе.
Всё русский делал только сам,
Мы, затаив дыхание, стояли.
Я ассистировала там,
Хотя не помню..., но едва ли....
Держалась слабо на ногах,
Он лучшим был, без дураков,
Наш Ангел, - доктор Синяков.
На вольных некогда хлебах
Цитаты Геббельса петляли,
От них мы быстро уставали....
43
(Всяк человек-не враг меня поймёт,
Что я из тех ещё - невежда.
Мне велика врача одежда,
НЕ всякий жизнь переплывёт,
Но остаётся ведь надежда.
Как по/шло думал я о человеке,
На плечи вскидывал кафтан
Я Тришкин, и в безумстве века - 21)
Носил его, как женский сарафан.
Смеялись все без исключенья,
Но клоун выбирает образ,
А, я, ослиный лишь прообраз.
Для мудака всё приключенье:
Что с телевизора диван,
Что в пыль затасканный роман...).
44
Так потекли из суток сутки,
Он, как хирург, из-за стола
НЕ отходил. И сразу же молва
Между часов, хоть в полминутки
Всё крепла, силилась, росла....
Я помню; был немецкий мальчик,
В чьём горле заблудилась кость....
Для всех арийцев, как сигнальчик, -
Для девы проржавевший гвоздь.
Едва ребёнок чуть пришёл в себя,
Мать-немка пала на колени,
Целуя руки, что в полиэтилене,
Чуть замирая, и, сопя,
К груди всё прижимала кость; -
Сентиментальная "отход..чивость"....
45
Наш Ангел в тени растворился,
Работа, лишь врачебный долг,
И хирургический там шёлк
Скорей патронов расходился,
Насмешник быстро приумолк.
Сменился лагерный паёк,
Свободу дав передвиженью,
Срок заключенья не истёк,
Но для охраны не мишенью
Мы стали вдруг по воле Неба....
НЕ прятал он под одеяло
Тушёнку, колбасу и сало,
Меняя всё на верность хлеба,
Картошку, вечный кипяток,
И пленным помогал, как мог.
46
Менялись дни не скукой праздной,
Мы тоже, следуя примеру,
Охотно взяли за манеру -
НЕ верить жажде буржуазной,
Сменив поблажки на аферу.
Прошёл так месяц, может дольше
Тянулся призрак в разность бед,
Работы становилось больше
Для всех одержанных побед.
Наш русский Бог не отходил
От "пациентного" стола.
Раздевшись прямо догола,
"Как вертухай вдруг пошутил",
Мы даже мылись, попирая свет
Меж чуть разорванных газет.
47
Мы ели, спали прямо тут,
А рано, прям-таки, с утра
В бараки, также сектора
Входили, строки не соврут,
Несли..., пусть чуточку добра.
И пленный люд был благодарен,
Хоть немец, русский ли француз,
Где наш герой был популярен,
Там даже был один индус.
Как он попал сюда, не знаю,
Был ранен только лишь слегка,
Не походил на чудака.
Я ни на что не намекаю;
И украинец..., белый рус
Героем были, но и трус
48
Мелькал предателем всех наций.
Я лишь позднее поняла
Сквозь призму здешнего стекла,
Чрез сонмы здешних операций,
Что немцев я не предала.
Конечно мне не доверяли,
Я русский стала там учить:
Слова небрежности роняли,
НО мне так проще было жить.
Наш добрый Ангел находил и мне
Своё волшебное леченье,
Где примечал отдохновенье.
НЕ оставаясь в стороне,
Старалась я не пропустить
Благотворительности нить.
49
Из уст его струился наизусть
И Пушкин, Тютчев, и Шекспир -
Всей благозвучности Эфир,
Нередко навевая грусть, и пусть
Для незаконченности лир.
Я в нём всецело растворилась,
Вкушая робкое, но счастье.
Конечно, без ума влюбилась,
Приняв во всём "его" участье....
Как сладок путь в воспоминанье,
Бывает не с чего начать,
Мне странно это рассказать,