Русский голем

-

Античные таинства и мистерии вобрали в себя море лжи архаичных культов и, в свою очередь, повлияли на всю дальнейшую культуру человечества. «Показателен тот факт, что таинства развили воображение, которое породило обширную философскую и духовную литературу, особенно в период поздней античности. Отождествление философии и посвящения стало лейтмотивом с начала возникновения пифагореизма и платонизма. Даже обряды «майя» (maia = мать, кормилица, повитуха), с помощью которых Сократ пытался «родить» нового человека, имели свой прототип в обрядах посвящения первобытных обществ: они также «рожали» неофитов, то есть помогали им родиться к духовной жизни». [95].

Так на одном историческом полюсе стоит совершающий трансцендентные «путешествия» шаман племени, а на другом — какой-нибудь современный «широко мыслящий» ученый. Шотландский психиатр Р.Д.Лэинг, например, утверждает: «Процесс вхождения в иной мир из этого мира и возвращение в этот мир из мира иного столь же «естественны», как смерть, роды или собственное рождение». [85].

Нострадамус: голос, похожий на пламя

Литературный Фауст все же не совсем идентичен историческому. Гете, как в алхимической реторте, намешал качества многих. В его герое есть черты и Агриппы Неттесгеймского, и Парацельса, но особенно много он взял от Нострадамуса. Не случайно ведь современники полагали, что этот благополучный еврей-выкрест выторговал себе карьеру в сделке с диаволом. Во всяком случае, Нострадамус также заранее знал дату своей смерти.

Когда Борис Пастернак работал над переводом «Фауста», он пользовался хранящимся в библиотеке имени Ленина уникальным экземпляром «Центурий» 1557 года издания. Отрывок из этого перевода характерен:

«Встань и беги, не глядя вспять,
А провожатым в этот путь
Творенье Нострадама взять
Таинственное не забудь.
И ты прочтешь в движеньи звезд,
Что может в жизни проистечь,
С твоей души слетит нарост,
И ты услышишь духов речь».

И вот перед Фаустом — книга пророчеств Нострадамуса.

«Их знаки, сколько не грызи,
Не пища для сухих умов.
Но духи, если вы вблизи,
Ответьте мне на этот зов.

(Фауст открывает книгу и видит знак макрокосма).

Какой восторг и сил какой напор
Во мне рождает это начертанье,
Я отвечаю, глядя на узор,
И вновь бужу уснувшие желанья.
Кто из богов придумал этот знак?
Какое исцеленье от унынья
Дает мне сочетанье этих линий!
Все проясняется, как на картине,
И вот мне кажется, что сам я Бог,
И вижу, символ мира разбирая,
Вселенную от края и до края.
Теперь понятно, что мудрец изрек:
«Мир духов рядом, дверь не на запоре,
Но сам ты слеп, и все в тебе мертво,
Умойся в утренней заре, как в море,
Очнись, вот этот мир, войди в него».
(Фауст рассматривает изображение).
Тогда, ручаясь головой,
Готов за всех отдать я душу,
Я твердо знаю, что не струшу
В крушенья час свой роковой».

Что-то роднит Центурии с пророчествами Сивилл — они создавались, судя по всему, в одинаковом состоянии.

Вот по этому-то поводу и приходилось Нострадамусу оправдываться — в письме к своему сыну и в послании королю. Оправдания его, правда, звучат жутковато: «Хотя оккультная философия и не была запрещена, я никогда не поддавался соблазнам подпасть под ее влияние, и многие переданные мне книги об этом искусстве приходилось долгое время прятать. (В том числе — каббалу, след копыта которой в его произведениях очевиден. — Ю.В.)

Мишель Нострадамус.

Но после того как я их прочел, я принес их в жертву Вулкану, потому что боялся того, к чему может привести хранение этих книг. И когда Вулкан пожирал книги и огонь накалил воздух, воссиял загадочный свет, более яркий и сильный, нежели пламя, к которому мы привыкли. Как будто весь дом освещен был вспышками молний, и казалось, весь дом — в огне».