Девятого января на Городище доставили схваченных опричниками людей из разных сословий, подозреваемых в измене. Тащили целыми семьями, не брезгуя слугами и престарелыми приживалами. После пыток, главы семей были облиты какой-то особой горючей смесью. Опалённых их за ноги привязывали к саням и тащили по направлению к Волхову. Там сбрасывали с моста на лёд и топили в полыньях. Вместе с ними в воду заталкивали и семьи. Маленьких детей привязывали к матерям.
Мой предок, Захар Боков, принимал в этом непосредственное участие. Может быть, время было такое или душа его очерствела за долгие годы, проведённые в боях и походах, но ни малейших сомнений или жалости он не испытывал. Один эпизод, из его «подвигов» запомнился мне больше всего. Когда, спустившись на лёд, он за волосы отволок к полынье молодую девушку лет шестнадцати. Как скинул её полубессознательное тело в воду, а потом багром толкал его вниз под ледовую корку. Добившись своего, он невольно кинул взгляд на кусочек ледовой поверхности, очищенной от снега. Две девичью ладони упёрлись в лёд со стороны реки, а между ними белое пятно лица — и глаз, который не мигая смотрел на Захара… А потом всё исчезло. Предок только плюнул, тут же забыв про увиденное. А вот на меня это произвело впечатление. Проснувшись в холодном поту, я долго не мог прийти в себя. Не уверен, что вообще смогу выкинуть подобное из памяти.
Немного отойдя от подсмотренного в памяти предка, задумался, что делать дальше. Решил съездить посмотреть на нынешнюю «царскую Москву», заодно забрав нажитый Захаром хабар, который он хранил у своего родственника дьяка Ивана Бокова. Кто знает, выкинет меня из этого тела или нет, делать то что-то надо.
Девица, малость отмывшаяся и приодевшаяся выглядела уже не так непрезентабельно. Ну, или мои понятия женской красоты двадцать первого века, были далеки от эталонов шестнадцатого. В принципе, всё равно. Не до этого сейчас. Так как виноват во всех её бедах был бывший владелец моего нового тела, я чувствовал за неё ответственность. Поэтому, смотря ей прямо в глаза, твёрдо обещал вернуться. Велел сидеть тихо, не отсвечивая. Если меня не будет через пару дней, пусть спрячется у крестьян, в ближайшей деревне. А там или родственники объявятся, или еще, какая оказия приключится. Бог не выдаст, свинья не съест. Вроде поверила, немного успокоилась.
В Александровскую слободу, я попал примерно в полдень. Расписание, по которому жил царь и его ближайшее окружение было мне прекрасно известно. Память предка досталась мне в полном объёме. Вопросом, куда же тогда девалась его личность? — я не задавался. Было бы о ком жалеть. Не мешает — и ладно.
К духовному окормлению своей опричной братии царь приступал с четырёх часов утра. Иногда не гнушался лично залезть на колокольню, чтобы от души позвенеть в колокола. С четырёх до семи, вместе с церковными служителями Иван 4 поёт со своими братьями — опричными слугами различные псалмы. Затем перерыв на час, после которого снова пение и молитвы в храме, продолжающиеся до десяти часов. Не прийти на службу нельзя, это допустимо только по причине телесной немощи. За прогул — восемь дней епитимьи, за «злостное пренебрежение», могут побить палками. Далее начинается трапеза, во время которой царь стоит, пока братия принимает пищу. Часто, воображая себя в роли настоятеля, а опричное войско в качестве монахов, во время обеда, он читает им вслух назидательные книги. Кушанья подают далеко не постные, хватает и хмельного.
Одеты царские слуги в тёмные одежды: монашьи куколи, крестьянские овчины. Однако под простыми одеждами у них были поддеты другие одеяния — из дорогих тканей со вставками куньего и собольего меха. На взгляд человека будущего — двойные стандарты, лицемерие и лживое морализаторство в действиях и поступках русского царя прослеживались невооружённым глазом. Однако, нельзя судить человека из прошлого по современным меркам, оторванным от понятий и мировоззрения, господствующих в его действительности. Лица, стоящие у власти, тогда искренне верили, что богатые подарки на благо церкви, поминки по загубленным жертвам, смогут спасти их души от расплаты за содеянное при жизни. «Богу богово, а кесарю кесарево. Вся власть от бога». А раз так, то повинные в измене против власти, повинны и перед богом. Значит, зачем церемониться с грешниками? Можно их отправить под лёд, как в Новгороде. Что интересно, в памяти Захара, я нашёл этому вполне логичное объяснение. Дно реки, озера и т. д. у людей того времени ассоциировалось с преисподней. Поэтому, отправить человека на дно водоёма, значило поместить его прямо в ад. С точки зрения, предка — простое, всем понятное действие. На взгляд человека будущего — излишняя жестокость.