— Понимаю тебя, Государь, — тихо произнес инженер и директор этого завода, выросший из преображенских 'игр' царя, Алексей Иванович Севастьянов. — Каждый день смотрю на то, как дело устроено и поражаюсь. Завораживает. Не завод вышел, а прямо существо живое.
— Вот именно. — Кивнул Петр. — Сейчас такая же схема на других заводах государственных вводится. По мере возможности. И сразу получается продукцию давать дешево, быстро и много.
— А нужно ли столько? Покупать‑то кому? — Тяжело вздохнув, спросил Севастьянов.
— Так что, крестьянам справный инструмент и прочие полезные товары не нужны?
— Так бедны они, Государь. Как мыши церковные.
— Ничего страшного, — улыбнулся он.
— Как же это? — Не понял Алексей Иванович.
— Сколько у тебя одна винтовка выходит? — Задала риторический вопрос Анна Росс. — Вот. Сущая мелочь. Раз в пять дешевле, чем самая плохонькая фузея, что вольные мастера в Туле делают еще охочим. Разве что сам завод оборудовать стоило недешево, зато теперь он товар делает очень дешевый, качественный и многочисленный. Так?
— Ваша правда, герцогиня. Все так. — Покладисто кивнул Севастьянов.
— Аналогично обстоят дела и в других производства Петра. Те же топоры мы в тридцать раз дешевле прочих изготавливаем. То есть, обходятся они нам сущие гроши.
— Но так ведь у крестьян и того нет, — пожал плечами Алексей Иванович.
— Верно. Поэтому с каждым охочим мы заключаем сделку и предлагаем тот или иной товар, надобный ему, в долг. Даем ему в руки инструмент, позволяющий заработать и вернуть потраченные средства. Причем отпускаем те же топоры сильно дешевле ярмарочных цен, да без процентов.
— А если не выйдет у него ничего?
— Всякое бывает, — пожала плечами герцогиня. — Дадим еще. Мало ли беда приключилась. Там деньги не великие, а пользы от того много. Неудачливых крестьян с гаком толковые мужики покрывают. Денег это особенно не приносит. Пока. Но ведь это вложение в будущее. За четыре минувших года, как мы стали так работать уже двадцать тысяч крепостных выкупилось. Мало, конечно, но это лучше, чем по несколько десятков в год. Да и прочие жить стали лучше. Разве с того худо будет державе и Государю нашему?
— Какое же с того дела худо может быть? Один прибыток. Причем всем. — Покивал Севастьянов. — Жаль, только мало тех заводов да фабрик.
— Не переживай, Алексей Иванович, — хлопнул его по плечу Петр, — дай только время. Впрочем, ты и сам видишь, что не стоим на месте. Вспомни, как мы с тобой начинали? Тот сарай, где ткацкий станок мастерили. Ни инструментов, ни умений. А сейчас посмотри на этот завод? Мощные кирпичные стены. Крепкий бетонный пол. Крытая черепицей крыша. Большие стеклянные окна в два слоя. Электрическое освещение. Паровые машины. Станки. О да! Особенно станки. Десять лет о таких станках мы с тобой могли только мечтать. Мир меняется, друг мой. Быстро меняется.
— И меняем его мы, — дополнила Петра герцогиня. — Своими умом, своими руками.
Глава 3
3 августа 1705 года. Версаль
— Проклятье! Ты в очередной раз гадаешь! — Раздраженно крикнул Людовик XIV.
— Ваше Величество, — покорно склонился Кольбер. — Чем больше вскрывается фактов, тем больше я прихожу к выводу о том, что Петр играет с нами… всеми.
— Ты считаешь? — Презрительно скривился король. — Ведь это совершенно невероятно! Как может этот варвар вести здравую политику?
— У него были подходящие учителя, сир, — продолжил министр иностранных дел, — иезуиты.
— О да! Опять они! Никуда не деться без пригляда этого исчадия ада!
— Кроме того, я полагаю, что Петр считает нас врагами.
— Ты думаешь, что он узнал о том покушении и обиделся?
— Судя по тем фактам, что мне известны, этот хитрец все знал изначально и… торговался с нами. Как обычный торговец.
— Знал?!
— Конечно. Он просто стремился получить как можно больше выгоды с этой… сделки.
— Торгаш… — буквально выплюнул Людовик.
— Да, сир, — кивнул Кольбер. — Он безусловный торгаш, для которого участие в большой войне совсем излишне. Чести у него, пожалуй, что и нет. А выгода от такого предприятия будет сомнительной. Поэтому я считаю, что он станет играть на наших противоречиях и дальше.