- Браво! Хорошая выдумка! И с какой стати, она оказала тебе такую милость?
Хотя спина у Энрике и ныла от удара, мальчишка промычал:
- Она решила, что я ее сын!
Глава полиции расхохотался... И причмокнул губами, заметив:
- Ты на нее совсем не похож! Сразу видно, что гринго, а Марианна, я ее знаю потомственная мексиканка, как и Леонсио. Так что никому это в голову не придет!
Энрике булькнул:
- Но меня тоже мать цыганке подарила!
Глава полиции и сидящий по правую руку прокурор расхохотались. Затем глава произнес:
- Ну, дело ясное. Ограбление при отягчающих обстоятельствах в особо крупных размерах. Плюс еще обвинения в избиении и ограблении. Тянет на пожизненное.
Прокурор в досаде заметил:
- Малолетке больше двадцатки не влепишь!
Глава полиции злорадно ощетинился:
- А мы ему такую тюрьму выберем, где долго не живут! Так что не волнуйтесь, порок будет наказан, а добродетель восторжестует!
Леонсио ухмыльнулся и прорычал:
- Ну, это намного лучше! А теперь мне вернут украденное?
Начальник полиции, причмокнув губами, сообщил:
- Это можно сделать только после суда! Таковы правила!
Леонсио прогнусавил:
- Часы нужно вернуть прямо сейчас! А то я знаю вас... Потом их подменят и камушки соскребут. А все остальное... Уже не столь ценно!
Начальник полиции пробулькал:
- Ну это можно... У мальчишка весьма модные были ботинки. Я их подарю своему сыну! Все равно у вас их носит некому!
Леонсио кивнул:
- Само собой! Сочтемся!
Энрике подал голос:
- Мне еще нет девяти лет! Меня нельзя сажать в тюрьму!
Начальник полиции усмехнулся:
- Нет данных о твоем рождение бродяга. Так что мы напишем, что тебе есть уже десять! И не дерзи! А том поставим восемнадцать и подведем под электрический стул...
Послышался дружных хохот полицейских. И на спину Энрике снова обрушились удары дубинками, сбивая мальчишку с ног.
Начальник полиции с довольным видом кивнул:
- Ну, с ним все ясно! Прокурор уже орден подписал чтобы взяли под стражу. Судья поставит штамм... Слушанье будет на следующей неделе, но пройдет как обычно с такими сопляками быстро. И его в колонию! - Начальник повысил голос. - В каменоломни! Так с него выбьют всю дурь!
Леонсио кивнул и пожал главе полицию руку:
- Я доволен! Ну что больше мне делать в кабинете нечего!
Начальник кивнул:
- В тюрьму его до суда! И не слишком церемоньтесь!
Энрике повели, подталкивая дубинками. Идти в кандалах, так неприятно, нельзя сделать полного шага, ты прямо как гусь.
Потом в воронок, и тебя везут в жуткое место.
Энрике старался сдержать слезы, и вести себя как мужчина. Двадцать лет тюрьмы! Срок, когда тебе самому нет и девяти, кажется огромных. И впереди каменоломни. Будут, словно раба в древнем мире, хлестать бичами надсмотрщики. И станешь, ты надрываться под тяжестью каменей. А еще сокамерники - разного рода преступники, грабители, убийцы, насильники. Радости мало. Работа без развлечений!
Эх влип же ты пацан... Крепко влип! Отравленные оказались часы!
Тюрьма была окружена высоким забором, с пулеметными вышками, и колючей проволокой. Когда Энрике вывели во двор, то залаяли собаки.
Его повели оформляться. А это не очень приятно. Сначала мальчишку ввели в комнату уставленную зеркалами, а сверху светили прожектора. Появились две крупные, упитанные негритянки. Они отстегнули наручники и приказали:
- Раздевайся!
Охранники захихикали:
- Он ваш дамы! Ишь какой аппетитный!
Энрике растерянно пробормотал:
- Я должен раздеться перед женщинами?
Чернокожая рыкнула:
- Обыск щенок! Мы просто обязаны тебя проверить! Давай быстрее!
Энрике со вздохом стал снимать с себя одежду. Он видел в кино, что в тюрьме часто шмонают. Но вроде мужчин должны обыскивать мужчины.
Женщины усмехались. Энрике остался в одних трусах, и заколебался. Тогда чернокожие сорвали их с него. И оставили голенького. После чего стали руками в резиновых перчатках ощупывать. Начав с головы. Заглянули и в уши, и в ноздри, и особенно тщательно колупались во рту. Оттянули язык, посмотрели за деснами. Заставили кашлять. Вообще много щупали, и с каким-то нездоровым интересом.
Давили неприятно под мышками, посмотрели между пальцев рук. Потом надавили и на пупок. Это все хоть и неприятно, но терпимо. А вот когда стали щупать чувствительные места, и едва не оторвали яйца, которые сдавили - это уже действительно больно.
Энрике очень хотелось ударить чернокожих надзирательниц, но он героическим усилием воли сдержался. Не хорошо бить женщин. Может поэтому им и доверяют обыск, чтобы заключенные столкнувшись с издевательским шмоном не дрались.
А когда, светя фонариком, заглянули и стали колупаться длинным пальцев в резиновой перчатке в пятой точке, то это и вовсе стало невыносимо. И больно, и очень стыдно, и страшно! И что они собирались найти.