Но не столько на стражу, сколько на обоз с богатыми дарами надеялся рязанский князь. Не пожалел он ни золота, ни серебра, ни диковинных сосудов, ни драгоценных камней-самоцветов, ни мехов соболиных. Все, что накапливалось годами, готов был отдать князь Юрий Игоревич за считанные дни отсрочки.
В татарский стан князь Федор взял с собой только ближних бояр, немногих телохранителей да пестуна-оберегателя, седого Апоницу. Упросил его об этом Апоница, умолил. Первым-де при рождении на руки взял младенца-княжича, последним и проводить его должен, если худое случится.
Долго смотрели дружинники вслед князю.
Когда голубое знамя затерялось среди черных кибиток, воевода Андреан негромко приказал:
— Заворачивайте к крепости!
Воевода Остей Укович встретил Андреана в воротах. Обнялись старые знакомцы, даже прослезились. Было что им вспомнить. Не раз и не два ходили вместе в походы, рубились с половецкими наездниками, сидели в осадах. Вместе плутали по степи, бежав из половецкого плена. И на пирах в княжеской гриднице рядом сидели, плечо в плечо, пили из одного кубка. Породнились даже: старший сын Остея Уковича взял за себя Андреанову младшенькую, внуки у них общие, один корень.
Посмотрели воеводы друг на друга, повздыхали:
— Годы — не ноша, с плеч не сбросишь…
Не разнимая рук, пошли к воеводской избе.
У крыльца Андреан вспомнил о делах:
— Указывай, Остей, куда моим молодцам становиться. Ты — крепости голова.
Остей благодарно поклонился. Старше его был Андреан годами, к князю ближе, а вот без местничества признал старшим. Для дела так лучше, верно.
Остей Укович подозвал своих людей, распорядился. Те сразу же направились к дружинникам Андреана: разводить кого в избы — на отдых, кого на стены — к бойницам.
До поздней ночи горели свечи в воеводской горнице. Холоп уже в который раз наполнял кувшин имбирным квасом: к хмельному, по военному времени, ни хозяин, ни гость не прикасались. Да и не для бражничанья сошлись воеводы — для важного разговора. Обмыслить надобно было, как дальше поступать. Тяжкие времена пришли.
Тысяцкий поведал о рязанских новостях:
— Приехали послы от Батыги три дня назад. Сам я их и встречал, стремя в стремя ехал. Пригляделся. Воины у них злые, жилистые, в седлах сидят крепко — видно, в бою твердые, хоть и росточком невелики. На половцев похожи, такие же желтые и узкоглазые. Но, мыслю, поопаснее они, и оружие у них получше. Копье у каждого, лук со стрелами, а у кого и по два лука, сабли, ножи, топоры. От посольского корма отказались — с собой везут и сушеное мясо, и кобылье молоко — кумыс. И коням сена не просили: кони у них диковинные, сами траву из-под снега копытами роют. Такая конница и зимой в походы может ходить. Это — самое опасное…
Остей Укович кивнул, соглашаясь. И он о том же думал, приглядываясь к татарским всадникам, во множестве разъезжавшим вблизи крепостных стен. И с тем, что опасней они, чем половцы, тоже был согласен. Половцы в прямом бою нестойки. Бой для них — подскок и отскок, если сами не опрокинули первым отчаянным натиском — по степи рассыпаются, другого случая ждут. А главное — привычны половцы, бивали их многократно, нет страха у воинов перед половцами. Татары — иное. Непонятны татары, чего ждать от них — неизвестно. А неизвестность устрашает…
Андреан осушил ковшичек квасу, бросил в рот зимнюю ягоду — клюкву, продолжил:
— Послов Батыевых провели через всю Рязань. Все воины, что в городе были, вдоль улиц встали. Чтоб видели послы — сильна земля войском! В гриднице встретил их Юрий Игоревич, сидя в золоченом княжеском кресле, как послов встречают. Но был князь в боевом доспехе, и бояре стояли в доспехах же. Это тоже со значением: пусть видят — и мир творить, и биться в Рязани готовы…
Остей Укович поинтересовался:
— А как послы ханские? Что говорили?
— Дерзкие послы! — нахмурился Андреан. — Вошли не поклонившись, шапок не сняли. Протопали грязными сапожищами по узорному ковру, наследили. Старуха в бубен ударила, голосила что-то, но толмачи не разобрали что. Бесноватая вроде. Потом другие послы вперед вышли, начали посольские речи говорить, но не по чину говорить, не по чести — позорно. А как перевел толмач бездельные речи их — обмерли все от гнева. Просили послы десятины во всем: в богатстве рязанском и в людях, чтоб рабами их стали. А князя Юрия Игоревича — в данники…