К воротам этого-то дома я и отправился сторожить свою дичину.
Часа два я бродил без толку, пока наконец он не вышел на улицу.
Я узнал его сразу, не увидев даже Коновалова, который шел позади его.
Узнав его, я зашел ему за спину и окрикнул:
— Иванов!
Он быстро обернулся.
— Ну, тебя-то мне и надо, — сказал я, подавая знак своим молодцам, и спустя 15 минут он уже был доставлен в часть, где я с приставом сняли с него первый допрос.
VI
Поначалу он упорно называл себя Силой Федотовым и от всего запирался, но я сумел сбить его, запутать, и он сделал наконец чистосердечное признание.
Все мои предположения оказались совершенно правильными.
В ночь с 12-го на 13 июня он бежал из Красносельской этапной тюрьмы, разобравши забор; за ним погнались, но он успел спрятаться и на заре двинулся в путь.
Близ дороги он увидел чухонца, который сидел на камне и курил трубку.
Он подошел к чухонцу и попросил у него курнуть. Чухонец радушно отдал трубку. Он ее выкурил и возвратил. Чухонец стал ее набивать снова, и тогда беглому солдату явилась мысль убить его. Он поднял топор, лежащий подле чухонца, и хватил его обухом по голове два раза.
Удостоверившись, что чухонец убит, он снял с него сапоги, взял у него паспорт и 50 копеек, сволок его к сторонке и зашагал дальше.
Не доходя заставы, он увидел, что в нижнем этаже дачи открыто окно. Тогда он перелез через забор, снял с себя сапоги и шинель, взял в руку здоровый камень и влез в окошко.
Забрав все, что можно, он надел одно пальто на себя, другое взял в руку и ушел, оставив в саду свое — солдатское.
После этого он указал место, куда продал вещи Х-ра.
— И вещи-то дрянь, — окончил он признание, — всего 12 рублей выручил.
Я разыскал все вещи и представил их немцам, сказав, что прекрасные его брюки на самом воре.
— Нишего, — заявил немец, — я велю их вымыть! — И потребовал возвращения и брюк.
13 июня были совершены оба преступления, а 23-го я представил все вещи и самого преступника.
Шувалов высказал мне свое удивление моим способностям, но в то время я и сам был доволен и гордился этим делом, потому что все розыски были сделаны мною только на основании соображений, логически построенных.
СОБЛАЗНЕННЫЕ
I
Иногда я думаю, что священник и врач — два интимнейших наших поверенных — не выслушали столько тайн, не узнали столько сокрытого, сколько я в течение моей многолетней служебной деятельности.
Старики и старухи, ограбленные своими любовницами и любовниками; матери и отцы, жалующиеся на своих детей; развратники-сластолюбцы и их жертвы; исповедь преступной души; плач и раскаянье ревнивого сердца; подло оклеветанная невинность и под личиной невинности закоренелый злодей; ростовщики, дисконтеры, воры с титулованными фамилиями; муж, ворующий у жены; отец, развращающий дочь...
Всего и не перечесть, что прошло передо мною, обнажаясь до наготы.
И с течением времени какое глубокое получаешь знанье жизни, как выучиваешься понимать и прощать!..
II
Сколько по тюрьмам и острогам сидит людей, сделавшихся преступниками случайно, и сколько ходит по улицам на свободе с гордо поднятой головой «честных» людей, честных только потому, что им не представился ни разу случай искушения!
Из ста этих честных поставьте в возможность взять взятку, ограбить кассу, совершить растрату, и — ручаюсь — 98 из них постараются не упустить этой возможности.
Скажу более, многие из 100 не воздержатся при благоприятных условиях даже... от убийства.
Это ужасно, но это так, и Богочеловеком с божественной прозорливостью даны слова в молитве к Нему: «И не введи нас во искушение...»
У русского человека сложилась грубая поговорка: «Не вводи вора в искушение», в которой он искушенного уже заранее клеймит презрением, а вернее было бы просто сказать: «Избегай искушения», потому что это слишком рискованное испытание твоей твердости.
Передо мною сейчас лежит в синих обложках ряд уголовных дел, на которых я сделал когда-то пометки «соблазненные», и мне хочется для пояснения своей мысли привести как примеры два-три таких дела, взятых наудачу.