— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа... — троекратно стукнул в дверь монах.
— Аминь! — послышался из-за двери высокий, приятного тенорового тембра молодой, звучный голос.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял высокий, стройный юноша, одетый в черный подрясник.
Он был необычайно красив. Роскошные густые волосы светло-золотистого цвета шатром поднимались над белым, словно из мрамора выточенным лбом. Большие синие глаза, в которых горел пламень какого-то религиозного экстаза-фанатизма.
Это, если хотите, был блестящий тип первомученика-христианина, одного из тех, которые сотнями погибали на арене кровожадного языческого цирка Рима в лютых когтях хищных зверей или же на «иллюминационных» крестах роскошных садов безумного Нерона.
— К нашему отцу настоятелю... — показывая на нас, обратился к юноше монах.
— Пожалуйте! — с низким поклоном пригласил нас юноша, по-видимому келейник.
— Как позволите о вас доложить его высокопреподобию?
— Скажите, голубчик, что по письму отца Валентина, — уклончиво ответил Путилин.
Мы разделись и вошли в большую комнату — келью, своим роскошным убранством напоминающую скорее богатую гостиную, чем жилище отца сподвижников.
Тут были отличная фисгармония, мягкая мебель, крытая темно-синим бархатом, зеркала, цветы, ковер, картины-портреты в дорогих золотых рамах, правда, духовного содержания и духовных лиц — иерархов церкви.
В воздухе пахло каким-то ароматическим курением.
Красавец келейник скрылся за портьерой из синего бархата и вскоре вышел оттуда обратно.
— Идут-с!.. — проговорил он, бросая на Путилина неуловимо быстрый взгляд своих святительско-подвижнических синих глаз.
Явление призрака. Огненный крест. Число зверя
— Добро пожаловать, ваше превосходительство Иван Дмитриевич! — послышался мягкий старческий голос.
К нам подходил, сильно прихрамывая на правую ногу, с высокой палкой с золотым набалдашником в руках невысокий, довольно тучный старик архимандрит симпатичной наружности.
Путилин встал и подошел под его благословение.
— Благословите, ваше высокопреподобие, — проговорил он. — А это — доктор, мой ближний друг.
Я подошел тоже под благословение архимандрита.
— Вы уж, ради Бога, простите меня, что я дерзнул обеспокоить вас, но, как изволите видеть, не в силах сам был приехать к вам: нога от ревматизма застарелого совсем опухла.
— Вот и отлично, что я захватил с собой доктора, отец Валентин: он осмотрит вашу ногу и подаст вам помощь. А пока... в чем дело? Что у вас тут стряслось в монастыре?
— Такое дело... я даже не рискую и сказать, что за дело...
— А именно? Виноват, мы — совершенно одни?
— Там только в первой комнатке келейник мой, послушник Серафим...
— Гм... как подходит это имя к его наружности! — улыбнулся Путилин. — Однако, ваше высокопреподобие, нельзя ли его под каким-либо благовидным предлогом удалить на время? Откровенно говоря, я люблю вести разговоры такого рода без свидетелей...
Через секунду серафимоподобный келейник Серафим был отослан к отцу казначею с каким-то сложным запросом.
— Итак, отец Валентин? — обратился мой друг к настоятелю монастыря.
— Изволите видеть... У нас в монастыре появилось привидение. — Голос отца настоятеля задрожал, словно он видел и сейчас перед своими глазами это привидение. — Дней десять тому назад утром, после службы церковной, явились ко мне некоторые из братии. Они были бледны, взволнованы донельзя и прерывающимися от страха голосами поведали, что все они в разное время ночи, выходя из своих келий в коридор, видели следующее: по коридору тихо, беззвучно словно плыла фигура человека в сером плаще. Признаюсь, сначала я отнесся к этому недоверчиво. «Полно, отцы, может, вам это почудилось?» — сказал я им.
«Нет, отец настоятель, клянемся вам, что мы видели таинственную серую фигуру. Не может же нам всем привидеться одно и то же».
Чтобы успокоить монашескую братию, я отслужил в коридоре молебен с водосвятием, окропив святой водой коридор, стены.
Вдруг на следующую ночь, когда я стал забываться сном после невыносимых болей в ноге, в коридоре раздался и глухо прокатился под сводами невероятно дикий, страшный крик. Крик был настолько ужасен, что я, поверите ли, даже похолодел весь и не мог сотворить крестного знамения. Опомнившись, я через секунду, набросив на себя рясу, поспешил в коридор. Серафимушка, келейник мой, тоже бледный со страху, спешил облачиться в подрясник.