— Скажите, вы хорошо спали?
— Отлично-с. Сделал все, как вы сказали. Велел не беспокоить, не будить меня, ссылаясь на сильное недомогание, даже если бы появилось двадцать призраков.
— Вы ушли незамеченным?
— Никто-с не видал.
— Ну и отлично! А теперь идемте в собор.
Отец настоятель вытащил огромный ключ и отпер им дверь.
Мы вошли в притвор.
— Теперь закройте дверь на ключ, отец Валентин!
Большой собор был тускло освещен красноватым и синеватым светом лампад.
Этот свет ложился прихотливыми бликами на позолоту и мрамор икон, на золотые ризы, усыпанные драгоценными камнями.
Тут было сладостно и вместе с тем страшно, жутко: церковь, как и кладбище, ночью навевает какое-то особенное, тревожно-мистическое настроение.
Отец Валентин, опираясь на палку, с большими усилиями и трудом опустился на колени и положил несколько земных поклонов.
— О, Господи... — пронесся по уснувшему собору его молитвенный старческий шепот.
Пройдя целым рядом соборных закоулков, мы очутились перед дверью, запертою огромным замком.
Отец Валентин отпер его, и мы вошли в большую сводчатую комнату.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь с сильным рефлектором.
Когда блеснула полоса яркого света, я осмотрелся по сторонам. Великий Боже, что это было за волшебное хранилище всевозможных сокровищ!
Золотые чаши, кубки, тарелки, жбаны, многие из которых были усыпаны драгоценными камнями, в полосе света заискрились, засверкали; переливаясь всеми цветами радуги, горели бриллианты, рубины, сапфиры, смарагды, топазы, аметисты.
Целые горы жемчуга; богатейшие, кованого золота, облачения; непрестольные кресты; хоругви, древки которых были тоже украшены драгоценностями...
— Однако! — невольно вырвалось у меня. — Это точно грот сокровищ из «Тысячи и одной ночи».
— Веками скапливалось... — ответил симпатичный старец архимандрит.
Путилин подошел к двери, которую я до сих пор не заметил, и стал внимательно к чему-то прислушиваться.
— Что это он делает? — как-то невольно вслух вырвалось у меня.
— Не говорите, господин доктор... — тихо прошептал настоятель. — Удивительный человек наш Иван Дмитриевич... Где-где только он не побывал вчера! И-и, диву даться, воистину...
Путилин отошел от двери и приблизился к нам.
— И как только вы, дорогой отец Валентин, не боитесь, что сюда могут забраться крысы и погрызть все эти сокровища? — участливо обратился он к архимандриту.
— Да откуда им взяться, достоуважаемый Иван Дмитриевич? Помещение — каменное, двери — железные. Нигде — ни дырочки.
— А помните, что сказано в Святом Писании? «Тварь негодная, подобно ржавчине, и железо прогрызает...»
И Путилин указал на железную потайную дверь.
— Ну, об это зубки сломает... — добродушно рассмеялся отец настоятель. — Великий затейник вы, Иван Дмитриевич!
— Таким уж уродился, ваше высокопреподобие, — в тон ответил ему знаменитый сыщик.
И через минуту добавил:
— Однако, господа, сколь мне ни приятно беседовать с вами и пребывать в вашем обществе, я должен расстроить нашу компанию. Надо вас и доктора спрятать. Не угодно ли вам, отец Валентин, сокрыться за этой хоругвью... Вот так... Отлично...
— О, Господи, Господи... — зашамкал престарелый настоятель.
— А тебя, доктор, собственно говоря, следовало бы в архиерейский саккос облачить... за твое мудрое разрешение монастырской тайны, но так как мне некогда возиться с тобой, то притаись за этот сундук. Теперь я прячу мой фонарь и прошу вас не только не говорить, но и не дышать громко. Могильная тишина, могильная тишина!
И действительно, наступила могильная тишина и могильная тьма.
Ни один луч света не проникал в ризницу — хранилище несметных монастырских сокровищ.
Сколько времени прошло, я не могу вам сказать, так как в этой могильной тьме часы были бесполезной вещью.
Признаюсь откровенно, мои довольно крепкие нервы с каждой минутой натягивались все более и более.
Тоскливо-жуткое ожидание чего-то неведомого, что, очевидно, должно было случиться, наполняло сердце каким-то трепетом.
Было так тихо, что я слышал биение собственного сердца, которое все отбивало неровное: «Тук-тук!.. Тук тук-тук!..»
— Тсс! — раздался еле слышный шепот Путилина. — Я слышу, как грызут крысы...
Я насторожился, весь обратившись в слух.
Действительно, и до меня донеслись звуки, которые я сразу понять не мог: точно кто скребся о железо.