- Моя мать работает в больнице,- рассказывал черноусый.- Вчера вечером с полигона привезли человека в тяжелом состоянии. Сначала санитары думали, что он умер, и повезли его в морг, но когда стали в машине вытаскивать из его спины нож, он застонал. Привезли в больницу и сразу - на стол. Залатали его с двух сторон, сделали переливание крови и ожил покойничек... Когда мать мне это рассказала и описала его, я почему-то сразу понял, кто это. Мать сказала, что он все время зовет какого-то Счастливчика... Ну, пришел я из любопытства в палату к нему, поглядел на него: точно, тот самый, который тут у нас в терминаторах числится и которого я вез на полигон... Кстати, врачи на него жалуются: у него правая рука в кулак сжата. Они хотели разжать - ничего не выходит, словно окостенел, даже во время сна не поддается...
- Так, может, это судорога?
- Да мать говорит, что он сам кулак сжимает и все бредит Счастливчиком. Я подумал, что это вы. Фантомасу сегодня утром обо всем рассказал: и о том, как вез вас на полигон, и о больнице. Когда вы вошли в ресторан, он сразу догадался, что вы тот самый Счастливчик и есть. Ведь вы тут чужой. И хотя видел он вас в первый раз, даже не сомневался... Кричит мне в трубку: уверен, мол, нашел того Счастливчика; он, говорит, сейчас сидит за столиком в "Белогвардейце". Ну я сюда и приехал, и не зря - попал в самую точку.
- Надо же,- Счастливчик впервые за последние сутки улыбнулся,- и я ведь в ресторан не по своей воле вошел, даже швейцара грохнул...
- И правильно, наглый тип этот Дима.
- Какая-то непреодолимая сила меня буквально в шею толкала туда,- продолжал Счастливчик.
- Ей-Богу, есть над нами что-то такое, что-то справедливое,- улыбнулся черноусый.
- Верно, есть. Только не что-то, а Бог... Теперь уж я точно это знаю,сказал Крестовский, улыбнувшись: по крайней мере, Паша был жив.
- А как ваша секретная миссия? - спросил черноусый, и видя как сразу помрачнел пассажир, закрыл рот и стал смотреть на дорогу.
- Вот мама, привел тебе Счастливчика,- сказал черноусый, заглянув в ординаторскую.
- Не мне, а больному,- сказала властная женщина в халате и белоснежной шапочке.- Пойдемте, я проведу вас к нему в реанимацию, обратилась она к Крестовскому.
- Как он? - тревожно спросил Счастливчик.
- Как ни странно - хорошо. Здоровья на троих хватит. Завтра будем его в общую палату переводить. К нему уже два раза следователь приходил, но я не пустила: слишком слаб...
В реанимационной палате, кроме Паши, лежало еще двое больных с капельницами и иголками в венах. Эти двое были без сознания.
- Ну как ты, Павлик? - спросил Крестовский, склонившись над бледным Пашиным лицом.
Паша медленно открыл глаза и улыбнулся,
- Ну что, Счастливчик,-еле слышно спросил он Крестовского,- захоронили они контейнер?
Крестовский молча кивнул головой, потом спросил:
- Кто тебя?
- Не важно... Думаю, старый постарался.. На, держи. Паша вытащил из-под одеяла сжатую в кулак руку и разжал ее. На ладони Паши Колпинского лежал небольшой бумажный пакетик.
- Что это, Павлик?
- То, что было в контейнере... Проба. Крестовский взволнованно развернул пакет в нем были какие-то гранулы.
- А где же порошок??? - закричал он еще больше волнуясь.
- Нет порошка... В контейнере была... мочевина,- выдохнул Паша и, блаженно улыбаясь, закрыл глаза.
- Подожди, подожди! - заорал вдруг в голос Счастливчик, отмахиваясь от врачихи, пытавшейся угомонить его.- Я, кажется, понял, понял! Павлик, дорогой! Еще не все потеря о! Мы победим, ты понял? Мы победим!!!
- Понял, не кричи. Я спать буду... Счастливчик, не помня себя от радости, бежал по коридору к лестнице. Он еще не знал точно, что будет теперь делать, но в том, что он обязательно что-нибудь придумает,- нисколько не сомневался.
- Да, сюда приходили двое каких-то молодых людей, интересовались, где лежит пострадавший с полигона. На друзей они не очень-то походили, если судить по их лицам!- крикнула ему вслед мать черноусого.
Хмурое Утро больше не мог читать: света стало мало. Наверное, наступила питерская летняя ночь - бледная, туманная, с серым бескровным небом, зябко стоящим в свинцовом зеркале гранитных каналов. Бич с сожалением отложил Евангелие и полез в мешок за галетой.
"Слава Богу,- думал Хмурое Утро,- уже завтра сухогруз уходит на архипелаг. Больше мне здесь делать нечего. Дядя Петя уже в Питере;
Думаю, придет скоро, увезет контейнер своей людоедке. Эх, адмирал-адмирал, съест она тебя, съест! Не сразу, конечно. По кусочку отъедать будет: иди на поклон к этому, выпей водки с тем... Ей ведь не человек - положение его нужно. Перспектива роста благосостояния и... власти. Да, именно власть ей и нужна. Не тепло и покой домашнего очага, не заботы о близких,- вот ведь она даже детей не пожелала,- а мишура и вращение в высших сферах. Видите ли, от этого вращения у нее кровь в жилах закипает, как у цыганки с бубном у костра... Сделала ставку на дядю Петю и промахнулась. Думала: вот перспективный офицер, настоящий моряк, морской волк, с таким можно и потерпеть пяток лет Заполярье, а оказалось настоящий-то и не нужен. Настоящего под сукно засунули... Эх, дядя Петя, лучше б ты утонул на своей подводной лодке, чтобы только не знать всего этого. Будешь теперь по инстанциям бегать да в академии пристраиваться на почасовую. Хорошо, если возьмут тебя в военкомат душами прокуренных да испитых призывников распоряжаться, а то ведь найдется место лишь на военной кафедре какого-нибудь гуманитарного вуза, где девицы одни, или, не приведи Господь, в школе, где нагловатые безжалостные подростки будут над тобой безбоязненно издеваться и называть тебя "дубом", а ты, адмирал в отставке, будешь в бешенстве кипеть, пуская пар из-под фуражки, истончая аорту...
В пакгауз кто-то вошел и стремительным шагом направился к контейнерам. Сумерки не позволили бичу рассмотреть вошедшего, но, судя по всему - по прямоте осанки, пружинистому уверенному шагу и развевавшимся полам длинного плаща,- это был молодой человек. Он по очереди подошел сначала к одному, потом к другому и, наконец, к третьему контейнеру.
Бича удивило, что на незнакомце были черные очки. Длинная прядь светло-русых волос падала ему на лицо. Молодой человек шумно дышал, словно весь путь сюда, на пакгауз, бежал.
Но вдруг он перестал дышать и замер, прислушиваясь к тишине. Бичу, тихо сидевшему за ящиками, стало не по себе. А молодой человек начал метр за метром осматривать помещение. Потом подошел к ящикам вплотную и замер, всматриваясь в сумрак.
Бичу стало страшно. Во всей этой ситуации ничего страшного быть просто не должно было, не могло: он, бич, на вполне законном основании сидел тут, всего лишь исполняя свои обязанности... Но ему было страшно, было, было, и неизвестно почему.
Потеряв самообладание. Хмурое Утро хотел уже было кашлянуть или, выглянув из-за ящиков, вежливо поздороваться с незнакомцем и тем самым снять напряженность, но что-то удержало его.
Молодой человек медленно шел вдоль штабелей ящиков, то и дело останавливаясь на несколько секунд и принюхиваясь, а бич не мог даже пошевелиться. Он словно оцепенел. Страх сковал его члены и плотно сомкнул губы.
Наконец человек в черных очках остановился в пяти метрах от бича - как раз напротив. Хмурое Утро видел его тонкий профиль и не мог понять, почему он, краем глаза обязательно видевший теперь его в проеме между ящиками, молчит и бездействует. Молчание человека стало невыносимым, и бич уже собрался вскочить на ноги и поздороваться, но тело онемело, и он лишь, по-рыбьи немо разинув рот, пытался сделать выдох. Сдавленный хрип уже пополз по гортани бича, намереваясь родить звук в мертвой тишине противостояния, но в этот момент человек шумно выдохнул и, повернувшись спиной к бичу, быстро пошел к выходу.
"Так видел он меня или нет? - в смятении размышлял Хмурое Утро.- Видел, конечно. Просто не мог не видеть... Но почему тогда он ничего не сказал, не сделал? Почему??? Страшный человек. Не по-человечески страшный и не по-звериному. Что-то в нем мистическое есть от ночных страхов и кошмаров..."