Так вот, Асанга прозрел, увидел Майтрею, записал откровения, которые ему продиктовала мудрость учителя. Но его стремление посеять мудрость также и во всём человечестве, было чрезмерным. Он попросил Майтрею — типа, — книги книгами, но ведь мирянам трудно разобраться в метафизике, у них совсем нет веры в Истину, и поэтому мир блуждает во тьме невежества. Если бы ты сам, о, Майтрея, явился мирянам как мне во плоти, то мир поверил бы в тебя, внял бы мудрости. Кто сможет усомниться тогда в тебе, в твоём величии, в твоём великолепии? («Асангой двигали благие намерения, которые хуже воровства, он хотел силой умудрить весь мир. Выбрал простое недиалектическое решение проблемы. Вот есть знание: Жизнь — страдание. Страдание же происходит из привязанностей, уничтожь привязанности, и не будешь страдать, уничтожить их можно, думая головой и оставаясь честным», — комментирует Пшеничников). Асанга представлял, что Майтрея явится в радужных лучах, улыбающийся мудрой улыбкой Нирваны, и все прозреют, крестьяне перестану напрягаться ради брюха, гоняться за девками, напиваться и драться насмерть, а сядут медитировать.
А Майтрея понимал, что Асанга путает причину и следствие: ведь находит только ищущий. Даже грибы в лесу надо искать, не то что истину. Но согласился показать мирянам. «Я буду сидеть на плече твоём, Асанга, — говорит, — а ты иди вниз, в долину». Тот обрадовался, и как Заратустра в первый раз за многие годы пошёл в долину. Но люди увидели его и стали вести себя не так, как ожидал Асанга. Все указывали пальцами на него, гримасничали и, вообще, всем видом показывали, что им не нравится. «Что это у тебя на плече?» — спрашивали. «А что?» «Паршивая собака, вся в язвах и струпьях». («И все эти ребята из долины видели одно и то же», — комментирует Пшеничников). Тогда Асанга прозрел и понял, что каждому своё.
Я извлёк из этой притчи свой урок. Большинству моих современников я предстаю этой собакой в язвах и струпьях. « Все эти ребята из долины» — как метко назвал их загадочный Вадим Пшеничников. Забавно, но меня арестовали 7 апреля в горах, на горе. Понятыми служили двое охотников. Все эти ребята из долины были в различной военной форме и числом более двух взводов.
Я к тому, что моя лучезарная природа мирянам не видна.
Смерть Генерала и Чёрный Араб
Я заканчивал бег на корточках. Мой час прогулки заключённого истекал. Было около 10.10 по московскому времени 28 апреля. Пахло взбитой моими тюремными тапочками цементной пылью, над головой серело взятое в решётки и сетку небольшое небо. Вдруг глубокий, исходящий из глубины влагалища, откуда-то из фаллопиевых труб голос лимитчицы Даны Борисовой был прерван чрезвычайным сообщением. Дана зарабатывала себе свой воскресный кусок хлеба, разговаривая с «бойцами» в передаче «Дембельский альбом». Классная, кстати сказать, задумка — дать кусок радио аутентичной лимитчице с порно-голосом. От такого голоса солдатские х/б угрожающе приподымаются, грозя разорвать штаны в паху. Дану остановили. Сообщили, что в катастрофе вертолёта, упал вниз, а затем скончался генерал, губернатор Красноярского края Александр Иванович Лебедь. Стали оглашать немногие подробности.
Я выпрямился, не допрыгав свои «корточки». Стало ясно, почему я вчера под вечер упрямо размышлял о девочках, сыплющихся с крыш, и о законе гравитации. «Сир Айзек Ньютон, в Англии его называют „сир Айзек“, они стремятся уничтожить закон гравитации, притяжения, сформулированный Вами», — записал я вчера. Вообще-то, я ясновидящий, и доказано это было сотни раз. Например, накануне ареста в Алтайских горах, 6 апреля вечером, в избушке, пока сушились мои мокрые носки (я только добрался до заимки), а ребята готовили ужин, я открыл первую попавшуюся книгу. Это был один из томов Толстого, «Пётр I». Сцена смерти Лефорта и его похорон, на которые прибывает Пётр. За три дня до заключения в Лефортовскую тюрьму. В тайге-то книг раз-два да и обчелся, это не библиотека. А летом, до этой зимы, в той же избушке я нашёл дешёвый народный гороскоп, для Рыб, покопался там и почерпнул, что самый тяжёлый год в моей жизни будет 58 мой год от роду. И точно, весь его я просидел в тюрьме, мой 58-й год жизни. А то, что в моей книжке «Русское», опубликованной в издательстве «Ardis» в Америке в 1979 году есть стихотворение, написанное в, вот точно не помню, не то в самом конце 1960-х, не то в начале 70-х, называется оно «Саратов», а сейчас, когда я пишу эти строки, Саратовский областной суд изучает уголовное дело №171, в котором я основной обвиняемый, и решает, где меня судить, в Саратове ли..? Вам не страшно? Мне страшновато. Если ты ясновидящий, то ты тоже не исключён из общих законов. Правда, можно разбить проклятие… Что я и пытаюсь сделать сейчас… Разобью.
Короче, я выпрямился, не допрыгав своих «корточек». Ещё один протагонист моих книг покинул сцену жизни. Выпрямившись, я взглянул вверх. Спиной ко мне, высоко над прогулочной камерой, стоял надзиратель-чекист и с большим интересом заглядывал сверху вниз в противоположную моей прогулочную камеру. Спина выражала чрезвычайное внимание. Я почувствовал, куда он смотрит. В той камере, я почувствовал это, прогуливали заклятого врага генерала — олигарха Быкова. А куда ещё в именно этот момент под аккомпанемент деталей крушения вертолёта Лебедя мог глядеть с таким интересом чекист, если его обязанность — непрерывно ходить по настилу с перилами над нашими головами? А «Русское Радио», лишив Дану несколько минут удовольствия вибрации влагалища, врубило «Комбат батяня». И то верно, ведь суть Лебедя не генеральская, генерала он не заслуживал. Его суть комбатская, он — комбат. Челюсть тракториста, персонаж из фильма «Падение Берлина». Вполне адекватной должности комбата тип. То, что оказался в короткую эпоху войн и революций генералом (а таковым его сделал Ельцин за неисполнение приказа у Белого Дома в августе 1991 года) — а затем ещё и губернатором — аномальное явление, из не военной, но политической жизни.
Все мы высыпали на историческую сцену, человек тридцать, обычно героев больше не бывает в один отдельно взятый кусок исторического времени: все мы высыпали где-то с 1989 по 1993 годы, вот в этот промежуток. Мои протагонисты, мои персонажи, мои герои (среди них и я сам — потому что я и летописец, и активный участник действа Истории), а сейчас время их подметает. Я застал их на пике судьбы каждого. Лебедь косвенно прошёл в моей жизни в конце июня 1992 года в Тирасполе и Бендерах, за моей спиной смертным дыханием опалив батьку Костенко. Жизнь ставила нас по разные стороны баррикады, хотя легко могли быть по одну. Вероятнее всего это его люди напали на меня 18 сентября 1996 года в Москве, я писал об этом, не стану повторяться. Ребята уходят. Два года назад был застрелен в Белградском отеле «Интерконтиненталь» Желко Разнатович Аркан — сербский военачальник, шикарный тип, мой друг. За неделю до моего ареста захватили в европейский плен Слободана Милошевича, а через неделю без малого, рота ФСБ штурмовала избушку на Алтае, захватив в плен меня. Я в моей тюремной жизни сегодня взволнован. На самом деле Лебедь ведь тоже исторический персонаж эпохи Милошевича, в эпохе чиновников он выглядит как анахронизм. (Я тоже анахронизм. Но меня судьба готовит к чему-то новому. Я не человек одного акта истории, но многих её актов). Ребята уходят. Где-то на юге Боснии прячется в горах президент Сербской Боснийской Республики Радован Караджич, в 1992-ом, стоя над дымящимся Сараево, он читал мне на память свои стихи. В Сербии скрывается генерал Радко Младич, помню, летел я с ними на вертолёте, следуя изгибам пейзажа, красной Боснийской осенью.
Губернаторский вертолёт «МИ-8» зацепился за высоковольтные провода где-то в ста километрах от районного центра Ермаково, на юге Красноярского края. Произошло это около 11.45 по красноярскому времени. Грохнувшись с высоты 30 метров, железный ящик угробил семерых своих пассажиров и двенадцать перемял и сломал до такой степени, что разорвал им ткани внутри и пересёк им во многих местах позвоночники.
Ну и что бы он маялся в губернаторах, всё больше унижая себя и свою народную физиономию?! Александр Иваныч, это нормально — гробануться в пятьдесят три. Вам надо было взбунтовать вооружённые силы летом 1992 года, когда к вам приехали командующие соседних, уже украинских, но ещё несмирившихся округов, и предложили. А Вы их отвергли. А зря. Великую возможность не использовали. Надо было поскрести в затылке, да и ухнуть в Пугачёвскую стихию бунта…