Потом всех приглашают в избу-читальню.
— Теперь у вас всегда будет светло, — объясняет собравшимся бригадир электриков. — Но электричество может не только освещать. Сейчас я покажу вам, как его можно использовать еще.
На стол ставится специально привезенная электроплитка.
— Давайте сковороду, — командует бригадир.
Тесто замешено еще в Кемерове. Сейчас на плитке из него пекут блины. Шипит масло. Снятый со сковородки блин, обжигая руки, переходит от человека к человеку.
Еще не улеглось восхищение, а бригадир уже включает электрический утюг, достает смятую рубаху, гладит ее и отутюженную подымает над головами собравшихся.
Женщины восторженно ахают.
В следующее воскресенье электрики приезжают в деревню посмотреть, все ли в порядке с освещением. Ясный день, но во всех избах горит свет.
— Почему не выключаете? — удивленно спрашивают «аиковцы».
— Боимся, а вдруг опять не загорится?
Электрики проходят по избам. Они заставляют каждого погасить и включить свет.
— Видите, он непременно загорится.
Теперь жители уверены — великое чудо подвластно им.
2 марта 1924-го. Тысячи людей собрались на большой заводской площади, освещенной весенним солнцем.
На трибуне представители СТО, гости из Ново-Николаевска, Екатеринбурга, Томска…
Праздник пуска химического завода открывает директор АИК Кузбасс Рутгерс.
Слово получает руководитель химзавода доктор Малер.
— Товарищи! Поздравляю вас всех с днем нашего большого торжества, — взволнованно говорит он.
Его голос заглушают гудки. Их резкий, пронзительный звук встречают тысячеголосым «ура». Химический завод открыт.
Выступает представитель СТО.
— Рабочие, техники и инженеры Кемерова, вся Советская Россия празднует сегодня вместе с вами. Вы построили в Сибири большое предприятие. Оно даст кокс домнам Урала. Привет и спасибо вам всем. Да здравствует маленький интернационал в Сибири!
И снова громкое «ура».
Выступают представители партии и профсоюза. И последней — Бронка. В ее руке толстая стопка телеграмм.
Поздравления рабочим Кемерова от Совнаркома, Сибревкома, III Интернационала, Американской коммунистической партии. Телеграммы из Голландии, Германии. Поздравления от Баркера из Нью-Йорка, от Тома Манна из Лондона. Приветы и поздравления от уральских заводов и фабрик.
Митинг окончен. Колонна делегатов направляется к коксовым печам. Глухие кирпичные стены. Железные двери закрыты. Вспыхивают электрические лампы. Двери поднимаются. Огненная стена заполняет их проем. Из этого пламени медленно выползает выталкиваемый толкателем коксовый пирог и, раскалываясь, падает на землю. Струя воды из шланга обрушивается на огромные раскаленные куски, и клубы белого пара, шипя, подымаются ввысь.
Первый кокс! Мартовский ветер подхватывает дым, швыряет его в небо. Музыканты подымают трубы: «Вставай проклятьем заклейменный…» Сотни голосов присоединяются к оркестру.
После пуска химического завода среди колонистов стало привычным русское слово «молодцы».
Химический завод работает, потребность в угле растет. Печи выдают кокс и газ. Электроэнергии хватает с избытком. Нужны новые шахты, новые заводы.
Еще месяц назад в техническом бюро колонии Себальд поднял вопрос о расширении деятельности АИК, о присоединении к колонии шахт Южного района и Гурьевского завода.
— Чтобы улучшить наш кокс, нам нужен кольчугинский уголь, — говорил Себальд, — а в Гурьевске мы сможем создать свой сталелитейный завод.
Члены бюро поддержали его.
Сейчас этот план можно осуществить — АИК в состоянии взять под свое руководство новые объекты, ее финансовое положение устойчиво. С Пирсоном, Ганом и Струйном все подробно обсуждено.
Расширить работу стремится не только руководство, это стало требованием масс. Однажды, когда Себальд проходил по мастерским, его остановил венгерский металлист Луис Гросс.
— Товарищ Рутгерс, что это за спокойная жизнь настала у нас?
— Спокойная? Почему?
— Так говорю не я один, многие недовольны.
— Чем?
— Никакой новой работы. Скучно становится. Это не по мне. Я скоро уйду отсюда.
— Забавный парень, — рассказывал потом Себальд. — Хочет уходить от нас, потому что здесь, в Кемерове, стало слишком спокойно. Надо привлечь в партию этого венгерского сорвиголову. И вообще это чудесно, когда люди жаждут большого дела.
Себальд мысленно еще раз пробегает техническую часть своего доклада, отправленного в Москву.