Тело в судороге, я переворачиваюсь на спину взять передышку.
– Полгода этого не делала, – говорит Пьяница, вдыхая и моргая.
Следующий кадр: она второпях натягивает трусы, а я сижу на кровати с торчащей шпагой, тяну руку, хочу ухватить этот зад, который мелькает краем и тут же скрывается под юбкой. Какое-то озарение: моя первая настоящая, очень физическая и земная измена.
Много лет я буду вспоминать этот POV-кадр: ее зад через мою руку, недостижимость оргазма, его близость и невозможность, примесь тоски, разочарование напрасно испачканной микрофлоры и предвкушение чувства вины, как надвигающееся похмелье. По прошествии лет, после многочисленных измен чувство вины даже будет распалять меня, от него начнет вставать.
Я вышел в туалет, умылся и немного протрезвел.
– Ты же никому не расскажешь? – спросила Пьяница.
– С утра же расскажу Сигите, – ответил я.
– И скажешь, с кем?
– Попробую утаить, – сказал я неуверенно.
Ночью я просыпался, когда Сигита начинала обнимать меня. Чувствовал себя грязным, старался отстраниться. Она отворачивалась к стенке, а я оттопыривался на самый край постели. Не хотелось замарать ее, ни один сантиметр моего тела не должен был соприкоснуться с ней. С одной стороны, мне было стыдно и хотелось получить прощение. С другой, я могу не рассказывать, думал я. И в то же время хотелось рассказать, чтобы Сигита расстроилась, уехала к своей маме, чтобы наши отношения закончились, а я бы целую неделю или месяц мог трахать Пьяницу. Этого тоже хотелось. Это было очень сильное ощущение. Меня возбуждало знание того, что Пьяница очень хочет со мной спать. Я встал, принял душ и, чтобы унять волнение, начал писать наброски к повести. Или это был сценарий. Я описал сцену, как парень рассказывает девушке про измену. Теперь ждал, волнуясь и мучаясь от похмелья, какой сцена окажется в реальности.
Когда Сигита проснулась, вместо утреннего поцелуя я сказал: – Я изменил тебе.
Она ничего не ответила. Обычно она очень долго вставала, любила поваляться, настроить планов на день, а потом обнаружить, что день уже закончился. Но сейчас встала сразу, как-то обошла меня, стараясь держаться подальше, как от пришельца, и прошла в ванную умываться. Вернулась и спросила:
– С кем?
Я ответил как есть и ушел из комнаты, оставив ее сидеть на кровати, глядящей в стену. Прошлялся где-то два часа, немного опохмелился с Лемом. Помню, мы стояли в очереди, держали в руках жигулевское, я смотрел Лему в глаза и хотел рассказать.
– Лем… – начинал я.
– Что такое, Женя? – спрашивал Лем. Но я тут же затыкался.
Наконец, я сильно соскучился по Сигите. Пора было поговорить. Она сидела на постели, в той же позе, что я ее оставил. Напротив нее на стуле сидел Доктор Актер. Вид у него был скорбный, сочувственный.
– Доброе утро, Док, – сказал я.
– Добрый день, – ответил он и ушел в свою комнату.
Мы немного помолчали.
– Илья, – начала Сигита, – считает, что ты поступил очень жестоко. Нельзя было рассказывать.
– Доктор Актер, – поправил я. – Не надо называть его Ильей. Илья – так зовут твоего ухажера, усатого пидора. Черта, которому я поправил лицо, но недостаточно, похоже. Похоже. Надо бы еще поправить.
– Не надо кричать, – сказала она.
С моей стороны это была месть или не месть, подумал я: что у меня было с Пьяницей?
– Зато мы с ним не переспали, – вот что ответила Сигита и отвернулась.