— Пока-пока! — издевательски расхохотался Микаэль и захлопнул дверцу.
Я последовал его примеру и вдруг перехватил изумленный взгляд Марты.
— Чего еще? — нахмурился я, повернул голову и обнаружил засевший в стенке на пару ладоней выше плеча арбалетный болт — крайне странный и вместе с тем определенно знакомый, угловато-неровный и цельнометаллический.
Святые небеса! И когда успели стрельнуть?!
Уве охнул и закашлялся, а только восстановил дыхание и сразу зачастил:
— Невозможно! Я ни на миг не терял контроль над пологом! Поверьте, магистр!
— Верю, Уве, — успокоил я школяра, накрыл странный метательный снаряд носовым платком и, раскачав его, выдернул из стенки.
Микаэль наклонился получше рассмотреть болт и недоуменно нахмурился:
— Что за ерунда?
— Я не чувствую его, — подтвердила Марта и добавила: — Совсем.
А вот Уве кое-что припомнил.
— В Мархофе… — неуверенно произнес он. — Магистр, вы что-то такое рассказывали об убийстве того книжника!
И это было действительно так: я извлек из стены брата-близнеца арбалетного болта, который всадили в косоглазого Эгхарта Новица. Все та же угловатая форма, словно у не доведенной до конца заготовки, все та же невосприимчивость к эфирному воздействию, вызванная как использованным материалом, так и тем обстоятельством, что мастер не вложил в изделие ни крупицы своей души. Просто мертвый кусок железа — идеальная вещь для убийства магов, от которой не спасет никакой защитный полог.
— Штампованное метеоритное железо, — произнес я, и маэстро Салазар восхищенно выругался.
— Черно-красные зашли с козырей, Филипп! — сказал он. — С козырей-козырей! Угоди болт на ладонь правее, и ты отправился бы прямиком на небеса.
Будто я сам не отдавал себе в этом отчет! Но этого маэстро Салазару показалось мало, и он с выражением продекламировал:
Я тяжко вздохнул:
— Пожалуйста, Микаэль, скажи, что это не ты сам сочинил. Такие вирши — перебор даже для тебя.
Бретер рассмеялся:
— Нет, не я. Это из одной гиарнийской баллады.
— Хвала небесам!
— Хвала-хвала. Небесам-небесам, — покивал Микаэль и указал на лежавший меж нами болт. — Будь добр, убери эту мерзость. А лучше выкини.
— Да вот еще! — недобро оскалился я, заворачивая метательный снаряд в носовой платок. — Уж поверь, применение ему найдется.
— Кто бы сомневался, — пробурчал бретер и с нескрываемым отвращением сплюнул себе под ноги.
В этот момент наша процессия миновала таможенный пост, и старые районы города остались позади, на смену стуку копыт по булыжникам пришли глухие отзвуки деревянной мостовой, а затем и вовсе влажно зачавкала дорожная грязь. Больше нас останавливать не пытались.
— Хорошо, что уезжаем из Риера, — сказала тогда Марта, и мы с Микаэлем переглянулись с одинаково невеселыми ухмылками.
Хорошо — да. Вот только мои проблемы — из тех, что бегут по пятам и грызут ноги, а когда изловчатся и свалят, то непременно разорвут глотку. От таких не сбежать. Тут либо ты, либо тебя. И можно сколько угодно храбриться и хорохориться, но шансы отнюдь не на моей стороне…
ГЛАВА 3
С Морицем Прантлом наши дороги разошлись в Вакенхальде — самом крупном городе южного Виттена, в двух днях пути к западу от Ренмеля. Мне даже не пришлось выдумывать повод для расставания с коллегами — помог Уве. С каждым днем школяр становился все мрачнее и беспокойней, но в ответ на расспросы лишь пожимал плечами, не желая раскрывать причину своего дурного настроения, и разоткровенничался лишь в окрестностях этого самого Вакенхальде.
— Магистр, — обратился он ко мне, — дальше я с вами не еду.
Я откинулся на стену кареты и выжидающе приподнял брови.
— А что мне делать в Ренмеле? — хмыкнул Уве в ответ на вопросительный взгляд.
Маэстро Салазар столь вопиющую глупость оставить без комментария не смог, но от уничижительных высказываний в адрес паренька удержался и лишь многозначительно заметил:
— Ренмель — это Ренмель.