— Далеко собралась? — поинтересовался я.
— Тише, Филипп! — прошипела девчонка, приложив палец к губам.
— Удрала от учителей?
— Они меня с ума сведут!
Я подступил к ведьме и наставительно произнес:
— Это все в твоих собственных интересах!
— Знаю, — понурилась та. — Знаю, Филипп! Только за седмицу из деревенской ведьмы не сделать благородной дамы!
— Но можно заложить фундамент.
— А еще можно свихнуться и кого-нибудь убить! — огрызнулась Марта. — Я больше так не могу!
Я покачал головой, взял девчонку под руку и повел за собой.
— Один час. Потом вернешься к занятиям.
— Спасибо, Филипп! — Девчонка поцеловала меня в щеку и поспешила следом. — Как тебе платье? Красивое, правда? Мне сказали, это цвет морской волны!
— Замечательное платье.
— А ты когда-нибудь видел море, Филипп?
— Один раз.
— Оно действительно такого цвета?
Я неопределенно пожал плечами. В день, когда я видел море, у него был цвет горящих кораблей и разбухших утопленников, дыма и огня. Императорские войска вошли в Баргу, объединенный флот Донского союза и Остриха жег рвавшихся из гавани еретиков, и вспоминать о тех красках совершенно не хотелось.
— Филипп?
— Платье лучше, — сказал я, открывая дверь винного погреба.
Марта замешкалась на верхней ступени, и я легонько подтолкнул девчонку в спину, заставляя спуститься к едва разгонявшему темень подземелья огоньку лампы. Ведьма осмотрела ряды бочонков, заставленные бутылками полки, свисавшие из-под потолка колбасы и окорока, потом кисло глянула на восседавшего за столом Микаэля и страдальчески вздохнула.
— Через час я сама отсюда с радостью убегу, — укорила меня девчонка.
— Убежишь-убежишь! — подтвердил маэстро Салазар, перед которым стояло полдюжины откупоренных бутылок. Вскрывать бочонки он посчитал излишним, а из еды ограничился мясной нарезкой и краюхой белого хлеба.
Я смахнул пыль с деревянного табурета и передвинул его Марте, девчонка осторожно присела на краешек, словно не желала помять или испачкать пришедшееся по душе платье, и с сомнением посмотрела на бутылки. Микаэль порылся в каком-то шкафу, выставил на стол еще две кружки и расплылся в счастливой улыбке.
— Ну-с… С чего начнем дегустацию?
— С чего-нибудь не слишком крепкого, — попросил я. — Надеюсь, сегодня все же смогу переговорить с маркизой.
— Не торопись с этим, мне здесь нравится, — заявил бретер, разливая по кружкам вино. — Нет, серьезно, Филипп! Ты был прав! Целиком и полностью, как прежде не бывал прав еще никогда!
— Я всегда прав. В чем конкретно я оказался прав на этот раз?
— Доля в трофеях — это сущая безделица по сравнению со всем этим великолепием! — рассмеялся Микаэль, обведя рукой подвал. — Тут можно жить! Милость небесная, да я тут и живу! Могу запереться и вообще никуда отсюда не выходить! Здесь мне до конца жизни вина хватит!
— Пьянь, — фыркнула Марта.
Микаэль глянул на девчонку с таким видом, словно собирался отвесить затрещину, но вино настроило его на благостный лад.
— Язычок свой раздвоенный прикуси, — лишь потребовал он и в несколько глотков ополовинил кружку.
— Ты что несешь? — возмутилась Марта. — Я не…
— Все вы, бабы, змеи! — отрезал маэстро Салазар, прищелкнул пальцами и выдал:
Ведьма допила вино, поднялась с табурета и сказала:
— Пожалуй, пойду.
— Иди-иди! — рассмеялся Микаэль.
Я уселся на освободившееся место и передвинул бретеру опустевшую кружку.
— Чего ты так на нее напустился?
Маэстро Салазар неопределенно повертел в воздухе пальцами, затем махнул рукой.
— Да ладно тебе, Филипп! Давай выпьем!
И мы выпили, но я особо на вино не налегал и потому, когда в подвал сбежал растрепанный Уве, еще сохранял достаточную, пусть при этом и весьма относительную, трезвость мысли.
— Проблемы? — поинтересовался я у школяра, когда тот облокотился на стол в попытке перевести сбившееся дыхание.
— Не совсем, — невнятно ответил Уве и закашлялся, принялся отхаркивать мокроту.
Микаэль покачал головой и наполнил третью кружку. Школяр вытер губы замызганным носовым платком, хлебнул вина и с шумом перевел дух.
— Так что случилось? — потребовал я объяснений. — Не пустили в архив?
— Пустили, и Марту я нашел, даже не одну, — успокоил меня слуга и протянул мятый листок с тремя написанными в столбец именами. — Но там такое, магистр… Такое!