К нашему возвращению людей у отделения Вселенской комиссии заметно прибавилось, горожане заполонили все соседние улочки, и настроены они теперь были куда серьезней, нежели еще час назад. На смену беспорядочным крикам и свисту пришло слаженное скандирование, к палкам добавились факелы. Собравшиеся все как один требовали покарать арестантов здесь и сейчас, в противном случае угрожая сжечь их прямо в обиталище моих коллег, но пока что от слов к делу перейти никто не решался.
— Ты смотри! — указал вдруг Микаэль куда-то в толпу. — Вон тот лысоватый живчик в кожаном жилете! Смотри!
Я пригляделся и очень быстро заметил мужичка, который явственным образом подзуживал соседей, хлопками ладоней задавал ритм и без промедления разевал пасть, когда выкрики начинали сходить на нет.
— Возьмем в оборот? — предложил маэстро Салазар, не слишком, впрочем, уверенно. — Он же не задарма глотку дерет, кто-то заплатил.
— Опасно, — засомневался я. — Если что-то пойдет не так, нас на куски порвут.
— Порвут-порвут, — согласился Микаэль и без промедления выдал на эту тему рифмованное высказывание:
— Давай-ка лучше попробуем его коллег высмотреть, — решил я. — Он ведь точно тут не один такой…
Но понаблюдать за провокатором не вышло; почти сразу с соседней улочки выдвинулся отряд стражи, и загородившиеся щитами крепкие парни принялись раздвигать толпу и выдавливать ее с мостовой. Нас оттеснили в какой-то переулок, и некоторое время ничего не происходило, а затем горожане взревели с такой силой, что едва не заложило уши:
— Убийца! Язычник! Смерть! Смерть! Смерть!
Стражники кое-как сдерживали бюргеров, давая проехать процессии с отрядом тяжелой кавалерии во главе. За верховыми катила карета с символикой Вселенской комиссии на дверцах, дальше в окружении пехотинцев ехала телега с железной клеткой, в которой скорчился школяр. Следом подпрыгивала на неровной брусчатке еще одна карета, а замыкал шествие отряд вооруженных до зубов ландскнехтов.
В солнцепоклонника летели камни и нечистоты, что-то отскакивало от прутьев решетки, что-то попадало внутрь. Самые рьяные горожане пытались ткнуть школяра палками, но мало кому удавалось проскочить мимо алебардщиков, а брошенный в телегу факел погас в воздухе, словно его опустили в ведро с водой. Помимо ландскнехтов, оберегали арестанта и колдуны.
Когда процессия миновала наш переулок, толпа бурлящим потоком повалила следом. Смолкли крики, улица опустела, но поглазеть на казнь ушли отнюдь не все. Памятуя о двух остававшихся в особняке Вселенской комиссии школярах, часть горожан взялась караулить ворота. Надо ли говорить, что примеченный нами лысый живчик вертелся там в компании столь же подозрительных персон?
— Это неспроста, — заметил маэстро Салазар.
— И не говори, — кивнул я и махнул рукой. — Ладно, едем!
Сам не знаю, зачем мы поехали к ратуше. Наверное, просто хотелось оценить, как все пройдет. С учетом некоторых уже бросившихся в глаза странностей во время экзекуции могли случиться весьма прелюбопытные эксцессы, но кто бы ни занимался организацией казни, он предусмотрел решительно все. Эшафот окружало тройное кольцо стражи и сколоченных из бруса загородок; ничуть не менее серьезная охрана отсекала разгоряченную толпу от ступеней ратуши. Полагаю, дело не обошлось и без шпиков, а в окрестных переулках наверняка дежурили на случай возможных беспорядков отряды ландскнехтов. И потому беспорядков не случилось.
Лошадей пришлось оставить за три квартала на заднем дворе попавшейся по пути таверны. Местный вышибала за небольшое вспоможение взялся приглядеть за ними, и мы со спокойной душой выдвинулись к площади, расталкивая стекавшихся туда зевак. Столпотворение на окрестных улочках царило жутчайшее, и к тому времени, когда подобрались к месту казни, школяра уже ослепили и оскопили, переломали железным прутом руки и ноги. Язычник попытался выкрикнуть что-то вроде «солнце за нас!», но мигом лишился языка, а затем дюжие парни споро прикрутили его веревками к столбу и начали обкладывать этот кусок мяса вязанками хвороста.
На балконе ратуши вольготно расположился маркграф с присными, там же сидели епископ и маркиза цу Лидорф, компанию которой составлял Мориц Прантл.
— Рыбак далеко пойдет! — крикнул мне в ухо маэстро Салазар.
Я потянул его за собой, пробрался через толпу к оцеплению и продемонстрировал капралу стражников служебный перстень. Тот кивнул и дал команду пропустить нас на ступени ратуши, где отдельно от черни расположились наиболее родовитые аристократы, преуспевающие купцы, гильдейские старшины, цеховые мастера, нотариусы и некоторые представители ученого сословия, в том числе и мои коллеги.