При виде перепачканных в тавоте шашек динамита сонливость Ирвина как рукой сняло.
Он заставил себя успокоиться и стал тщательно обдумывать, что делать дальше. Шнур? Нет. Оставить на тропе динамит со шнуром и рассчитать момент взрыва с точностью до секунды, когда пройдет Руум, невозможно. Пот струился у Джима по спине и бокам, вся одежда на нем взмокла. Думать было трудно. Он должен вызвать взрыв на расстоянии, и взрыв должен произойти точно в тот момент, когда Руум приблизится вплотную. Но Ирвин не решался использовать длинный шнур. Скорость сгорания у него недостаточно равномерна. Как тут рассчитаешь? Тело Джима Ирвина все обмякло, подбородок стал опускаться на тяжело вздымавшуюся грудь. Тогда он рывком вскинул голову, отступил на шаг назад — и увидел свой револьвер, который висел под навесом, где он его оставил.
Его провалившиеся глаза загорелись.
С лихорадочной поспешностью он схватил наполовину заполненный ящик с динамитными шашками, ссыпал туда весь свой запас патронов и перемешал эту дьявольскую смесь. Затем вернулся, описав дугу, на свой след и осторожно поставил ящик со всем содержимым прямо на тропе. Операция эта была рискованной — динамит мог взорваться в любую минуту — но Джиму было наплевать. Пусть лучше его разнесет на клочки взрывом, чем оставаться навеки живой, но парализованной тушей в мясном ряду Руума. Обессилевший Ирвин едва успел присесть за грудой камней ярдах в двадцати от ящика с динамитом, как на пригорке в пятистах ярдах от него показался его неутомимый преследователь. Джим припал к земле и увидел прямо у себя перед глазами вертикальную щель между камнями. «Как раз, что надо», — словно в тумане подумал он. Через эту щель он сможет выстрелить в ящик с динамитом, не покидая своего укрытия. Впрочем, какое уж это укрытие, когда дьявольская мешанина взорвется всего в каких-нибудь двадцати ярдах…
Лежа на животе, он вытянулся во всю длину. Руум катился все ближе и ближе. Молот усталости колотил по голове. Господи! Когда он в последний раз спал? Он лежит сейчас впервые за много часов. Часов? Ха! Не часов, а дней. Мышцы у него онемели, стянутые в горячие, пульсирующие угли. Потом он почувствовал, что спину ему пригревают утренние солнечные лучи, успокаивающие, теплые, ласковые… Нет! Если ты сдашь сейчас, если ты заснешь, не миновать тебе, Джим Ирвин, жуткой коллекции живых трупов. Немеющие пальцы сжали револьвер. Он не заснет! Если и теперь ничего не получится, если Руум и взрывом не уничтожить — у Джима еще будет время всадить себе пулю в лоб.
Он поглядел на блестящий револьвер, потом перевел взгляд на свою безобидную с виду ловушку, лежавшую на пути Руума. Если он не прозевает — а он не прозевает — Рууму не уцелеть. Какое там! Джим немного ослабил мышцы, словно чуть-чуть уступил нежным настояниям солнечного тепла. Где-то над ним негромко свистнула какая-то птаха, в озере плеснула рыба.
Вдруг его словно вырвало из сладкого полузабытья. О черт! Надо же, чтобы именно сейчас на тропу умудрился выбраться досужий гризли. К его грабительским услугам весь лагерь Ирвина, а глупый медведь, сопя и принюхиваясь, топчется вокруг динамита! Лохматый зверина настороженно обнюхал ящик, потыкал носом туда-сюда, брюзгливым ворчанием выражая глубокое неудовольствие по поводу враждебного ему человеческого запаха. У Ирвина перехватило дыхание. Патроны взрываются от малейшего прикосновения. А стоит взорваться одному патрону…
Гризли поднял голову над динамитом и сипло зарычал. Ни странного ящика, ни враждебного человеческого запаха для него больше не существовало. Его свирепые маленькие глазки впились в приближающийся сфероид, который грузно перекатывался ему навстречу и был уже не далее как в сорока футах от ящика. Джим Ирвин чуть слышно рассмеялся. До того, как он увидел Руума, единственным, что внушало ему страх, был североамериканский медведь гризли. И вот теперь — почему, черт возьми, он так спокойно за ним наблюдает? — у него на глазах происходит столкновение между двумя ужасами его жизни, а он смотрит и смеется! Джим покачал головой и почувствовал, что боковые шейные мышцы у него страшно болят. Он снова поглядел на револьвер, а потом перевел взгляд на ящик с динамитом. Сейчас из всего на свете для него реально существовали только эти две вещи.
Футах в шести от медведя Руум остановился. Все еще охваченный этим нелепым ощущением нереальности, Джим Ирвин опять поймал себя на досужей мысли: «Что же это все-таки за машина? откуда она взялась?» Между тем гризли грозно поднялся на задние лапы — живое воплощение кровожадной свирепости. Убийственные белые клыки сверкнули между красными губами. Но Руум деловито пустился мимо зверя. Медведь, рыча, загородил дорогу. Могучей лапой, украшенной черными когтями, более острыми и крепкими, чем стальные серпы, он нанес Рууму сокрушительный удар, способный выпотрошить носорога. Только пыль посыпалась с кожаного бока. Руум оказался отброшенным на несколько дюймов назад. Он замер на мгновение, а затем все с той же жуткой невозмутимостью, описав небольшую дугу, покатился вперед, не обращая на медведя ни малейшего внимания.