Насчет татуировки я сообразил, когда летел в Калифорнию. Мальчишка, сидевший через проход, рисовал фломастерами и запачкал краской пальцы, а я глядел на него и думал, как это напоминает татуировку. В Лос-Анджелесе я решил купить фломастеры с тонким стержнем – это было нетрудно, теперь продают самые разные модели. Я сделал, наверно, вариантов сто, пока не добился своего. Татуировка у меня на правой руке, так что мне было с чем сравнивать, когда я снова и снова рисовал кинжал. Я надеялся, что план сработает, потому что татуировку как раз и будут искать на руке покойника. Полицейским быстро станет известно, что у Эндрю Лейдена на правой руке была татуировка, и, когда они увидят ее именно там, где ей положено быть, они вряд ли заподозрят подделку. Вы ведь этого не заподозрили? Однако я боялся, что в ту ночь, когда я выполню задуманное, у меня не будет времени нанести татуировку на руку Дамаска. Ведь мне придется выстрелить четыре раза! Что поделаешь – мне обязательно нужно было стрелять из ружья, чтобы изуродовать лица до неузнаваемости, а потом успеть нанести татуировку, чтобы Дамаска приняли за меня. Вы ведь приняли его за меня? И все остальные тоже, верно?
В девять утра в пятницу я дал телеграмму в фирму, а затем позвонил Розе и попросил ее выслать новую чековую книжку. Я, кстати, действительно израсходовал старую, но позвонил совсем не поэтому. Я позвонил, чтобы удостовериться, что Роза дома, и чтобы она спокойно развлекалась со своим приятелем, пребывая в уверенности, будто я торчу в Калифорнии. Я успел на десятичасовой самолет из Сан-Франциско и приземлился в международном аэропорту без пяти шесть. К половине седьмого я уже был в городе.
Я и не надеялся, что мне удастся провернуть все, как задумал.
Это была длинная ночь, самая длинная ночь в моей жизни. Я знал, что он работал до двух часов, поэтому пришлось коротать время. Ждал я очень долго. Часов в семь пообедал, потом погулял, сходил в кино, затем зашел в бар, там сильно напился и решил оставить эту затею. Но я все же ушел в половине второго, поехал к себе и стал ждать его внизу. Он заявился только в половине четвертого. Я уже боялся, что прозевал его. Вдруг он кончил работу раньше и я его проворонил. Наконец он появился. Его привезла девица в желтом «бьюике», он вылез и пошел наверх. Я дал ему время раздеться и забраться в постель к Розе, затем вынул ружье из багажника, где оно лежало с того дня, как я его купил. Затем поднялся наверх и вошел через черный ход.
Роза вышла в гостиную, и я застрелил ее.
Когда она упала, я выстрелил ей в лицо.
То же самое я проделал с ним.
В спальне.
Я снял его украшения – перстень и браслет – и надел ему на палец левой руки мое обручальное кольцо, а на правую руку – мое университетское кольцо. Затем нарисовал татуировку на его правой руке.
Когда я наносил татуировку, то был очень спокоен. Я, конечно, понимал, что выстрелы слышали жильцы, – слишком уж много шума.
Но я был спокоен.
Когда я закончил, мне не понравилось, как вышла татуировка. Она была слишком уж новенькая и четкая и не очень походила на мою собственную. Тогда я прошелся по квартире, вытирая руку о пыльные углы, вернулся к распростертому на полу Дамаску и стал втирать пыль в татуировку, чтобы создать впечатление, будто она нанесена давным-давно. Затем я сунул ему в руки ружье. Мне кажется, я довольно удачно инсценировал самоубийство.
Это мне пришло в голову, когда уже все свершилось. Остальное я спланировал заранее.
Лейтенант Бернс положил свой экземпляр на стол и очень мягко сказал:
– Итак, мистер Лейден, вы подпишете все три экземпляра?
Лейден кивнул. Он взял ручку, поданную Кареллой, сдвинул листки первого экземпляра, чтобы расписаться на последней странице, и вдруг покачал головой.
– В чем дело? – спросил Бернс.
– Это не все, – сказал Лейден. – Я убил еще одного человека.
– Что? – удивился Бернс.
– Я встретил женщину... когда бродил по городу... прежде чем... прежде чем вернуться к себе домой. В баре я встретил женщину и разговорился с ней. А потом я понял, что назвал ей свое имя, рассказал, что мне изменяет жена. Мы хорошо поговорили, я был сильно не в себе и сказал то, чего не следовало бы говорить. Поэтому, когда я... когда я убил тех двоих, я стал ее разыскивать. Я не мог вспомнить ее имени. Помнил только одно: надо отыскать ее и удостовериться, что она не... Я вернулся в тот бар, но бармен отказался назвать ее имя. Было уже четыре утра, и я ушел. Я бродил и думал, что мне делать, и вдруг вспомнил, как ее зовут. Я нашел ее адрес в телефонной книге.
– Как же ее звали, мистер Лейден?
– Ридер. Маргарет Ридер.
– Ты записываешь, Дэнни? – спросил Карелла стенографа.
– Да.
– Я поднялся к ней, она спросила: «Кто там?» Я сказал: «Человек, с которым вы познакомились в баре». А сам решил – если она не помнит, кто я, то я просто уйду, так как выходит, что она мне уже не опасна. Но она сказала: «Да, мистер Лейден», открыла дверь и спросила: «Что случилось?» Я сказал, что непременно должен поговорить с ней. Она сказала, что уже поздно, но у меня был, наверно, такой несчастный вид, что она сжалилась. Она была уверена, что я не сделаю ей ничего плохого. Она вроде бы мыла тарелки – не помню точно, но что-то в этом роде. Мы прошли в кухню, и первое, что бросилось мне в глаза, – нож на столе. Я схватил его и, не говоря ни слова, ударил ее. Я не хотел этого делать, но она знала мою фамилию. Она знала, что я Эндрю Лейден, у которого неприятности с женой.
И снова в следственном отделе наступила тишина.
– Дэнни, напечатаешь это? – спросил Бернс.
– Угу, – сказал Дэнни.
Карелла и Клинг спускались по ступенькам в распахнутых плащах. Ветерок дул со стороны парка и нес с собой запах дыма от костров. Ноябрьское небо над шпилями и башнями города выглядело фальшивым. Голубизна казалась слишком мирной и чистой, чтобы быть похожей на настоящую. Театральный задник, созданный опытными сценографами. Даже движение на улицах ослабло – самый длинный в мире перерыв на обед закончился. Надвигались сумерки, город готовился к наступлению ночи. Оба сыщика страшно хотели есть. Они собрались послать кого-нибудь за сандвичами и закончить канцелярскую работу в отделе, но Бернс настоял, чтобы они сделали передышку. Теперь, под лучами заходящего солнца, они вдруг почувствовали вечерний холодок, ускорили шаг, быстро дошли до угла, свернули и направились к закусочной в середине квартала.
– Кто сообщит Мейеру, что его дело закрыто? – спросил Клинг.
– Тут надо проявить деликатность, – задумчиво произнес Карелла.
– У Мейера будет инфаркт.
– Хочу тебе кое-что сообщить, – сказал Карелла.
– Что?
– Отпечатки принадлежали не Дамаску.
– Какие отпечатки?
– Те, что были на бритве, на ружье, те, что нашли во всей этой чертовой квартирке! Все они принадлежали только Лейдену.
– Криминалисты тут не виноваты, – сказал Клинг. – Они-то думали, что убит Лейден.
– Я понимаю, я просто так. Временами попадаются запутанные дела.
– Да уж, – отозвался Клинг.
Они шли молча и быстро, сунув руки в карманы. Когда они уже подошли к дверям закусочной, Клинг остановился, положил руку на плечо Кареллы и спросил:
– Стив, а ты бы так поступил, если бы, к примеру, застал Тедди с другим? Ты бы сделал такое?
– Нет, – ответил Карелла.