8.
Прошёл ещё месяц. На улице было всё так же морозно и холодно. Зима никак не хотела отступать. Сама природа, казалось, не спешила облегчить людям их участь. Мёртвых тел на улицах уже лежало столько, что машины не успевали подобрать все за один раз, делали по несколько ходок в течение дня. Люди падали повсюду, и на них уже не обращали внимания, к ним даже не подходили прохожие, чтобы обшарить карманы, потому что знали – ни у кого ничего нет.
Лиза не знала, как они прожили ещё целый месяц. Казалось, это было за гранью возможного. Тётя Галя уже меньше давала еды, они тоже строго экономили; очистки бывали не каждый день, а целые овощи и подавно. Рая с Шурой теперь почти не бывали в школе, им сократили уроки. Хлеб с кипятком давали тоже не каждый день. Так что теперь они почти целыми днями сидели дома. И теперь все трое стонали и плакали с утра до вечера. Лиза держалась из последних сил. Она не ела, бывало, по целым неделям, старалась отдавать детям. Но самым невыносимым для неё было другое: видеть каждый день худые, изможденные личики своих детей с угасающими глазами, слышать их плач и мольбы: «Мамочка, болит в животе», «Мамочка, тошнит», «Мамочка, дай хоть что-нибудь», – и быть не в состоянии помочь им.
Что она им даст? Где взять еду, если её нет? Лиза порой хотела уснуть и не проснуться, чтоб только не слышать детские мольбы, чтобы не видеть их посеревшие лица, их исхудавшие тела – косточки, обтянутые кожей. Такие малодушные мысли в последнее время всё чаще посещали Лизу.
А, глядя на маленькую Верочку, мать едва сдерживала рыдания, ей хотелось умереть на месте. Верочка уже неделю лежала, не вставала. От большого количества выпиваемой воды у неё сильно отекли ослабленные голодом ноги, и она не могла уже на них стоять. Она постанывала от боли, уже даже не просила кушать, только пить. Лиза знала, что нельзя давать воду. А что делать, если поесть дать нечего? Вера затихала, только когда засыпала. А потом опять всё начиналось с начала. Рая с Шурой по очереди подходили к Лизе и говорили шёпотом, что Вера просит пить, что ей больно, что они хотят кушать, и так далее. Лиза была в растерянности. Она не знала, что ей делать, на что надеяться и что отвечать детям. Однажды она не выдержала и сорвалась, сдали нервы.
– Чего вы ходите ко мне, чего пристаёте? – закричала она на дочерей. – Вы понимаете, нет ничего. Ничего! Пейте воду, ищите сами, делайте, что хотите.
Она набросила платок и выбежала на улицу. Было уже теплее, мороз отступил, снег постепенно стаивал. Наконец-то ощущалось приближение весны.
Лиза бежала, задыхаясь от изнеможения и глотая солёные слёзы. Самые разные мысли проносились у неё в голове. Зачем она продолжает жить? Чтобы увидеть, как одна за другой умрут её маленькие дочки? Нет, она так больше не могла. Хотелось кончить всё разом.
Она продолжала бежать, иногда переходя на шаг. Платок сбился на плечи, пальто было распахнуто, но грудь горела, как в огне. Голова затуманилась, мысли метались в поисках скорого выхода и конечного решения.
Вдруг Лиза услышала вдалеке чей-то крик. Она остановилась. Крик приближался, становился громче. Лиза повернула голову и увидела женщину, бежавшую с горы. Она бежала, держась за голову, спотыкалась, падала, поднималась и бежала дальше, продолжая кричать. От её воплей у Лизы кровь в жилах похолодела, и холодный пот выступил на разгоряченной спине. Что-то нехорошее, жуткое было в её крике. Женщина сбежала с горы и продолжала бежать в сторону вокзала. Когда она поравнялась с Лизой, в её глазах Лиза прочла смертельный ужас, отчего сама затряслась в страхе и панике.
Люди со всех сторон собирались на крики несчастной женщины, которая рвала на себе волосы и охрипшим голосом выкрикивала какие-то слова, переходя с крика на рыдания.
– Она в горячке, – сказала одна женщина, стоявшая рядом с Лизой.
– Наверное, двинулась с голодухи, – предположил какой-то мужик, стоявший здесь же.
Люди продолжали сходиться. Уже немалая толпа образовалась. Стали звучать разные предположения: что могло случиться у этой женщины. Люди выдвигали версии, спорили друг с другом. На миг все забыли о своём общем горе. На мгновение люди ожили, заинтересовались чьей-то судьбой, – не своим, чужим горем. Люди оживлённо спорили, а Лиза смотрела вслед бежавшей женщине, которая уже пересекла железнодорожные пути и стала взбираться по ступеням на мост. Мост-переход был метров десять в высоту и пересекал поперёк все пути, от вокзала до перрона, и дальше до самого леса.