Матвей понял, что спорить бесполезно. Тогда он решил просто дождаться конца экзекуции. Когда же всё было кончено, он предложил Лизе подвезти её домой. Лиза отказалась. Тогда Матвей пошёл на хитрость.
– Послушай, не упрямься, – сказал он. – Так ты быстрее накормишь своих детей. А если будешь тащить сама, то потеряешь добрых полчаса, а то и больше. Мешок-то тяжёлый. Много набрала.
Лиза поразмыслила и, нехотя, но согласилась.
– Дай сюда нож, – сказал Матвей, – я его вместе с мешком в кузов положу.
Лиза отдала окровавленный нож, а сама хорошенько обтерла руки снегом и села в кабину. Матвей с другой стороны машины, чтобы Лизе не было видно, бросил нож в мешок и оставил это всё на дороге. Затем сел в кабину рядом с Лизой и завёл мотор. В зеркало заднего вида он увидел, как трое людей набросились на оставленный Матвеем мешок, и стали делить добычу. Матвей поспешил поскорее отсюда уехать.
Через пять минут они подъехали к дому Лизы. Матвей вышел из машины и помог выйти Лизе.
– Послушай, Лиза, ты не должна есть это мясо, – он снова попытался её уговорить. – Тогда вы все умрёте.
Лиза резко обернулась к нему и подошла вплотную.
– Если мы хоть что-то не поедим, то мы тогда точно умрём. – Её глаза лихорадочно блестели. Она была словно не в себе. – Что ты знаешь о нас? Что ты знаешь про голод? Да он тебя, кажется, и не коснулся. Совсем не исхудал, как остальные люди. Хлеб, наверное, каждый день на столе, да? А ты знаешь, что это такое – неделю ничего не есть? Когда нечем накормить детей, знаешь? Ты знаешь, какие на вкус гнилые овощи и хлеб из прелых листьев? Нет, ты вряд ли такое знаешь. С такими, как ты, никогда ничего не случается. А у меня дети умирают от голода, у Верочки вода из ног течёт. И мне плевать, если мясо ядовитое. Если не помрём, то и не отравимся. А коли суждено, значит, помрём все. А может, оно и к лучшему? Кончатся тогда наши мучения. Все разом.
Лиза повернулась к кузову в ожидании своего мешка.
– Лиза… – начал Матвей.
– Всё, хватит! – крикнула Лиза. – Не хочу больше тебя слушать. Мне надо детей кормить. Отдай мой мешок.
– Лиза… – Матвей запнулся. – Лиза, мешка нет… Я оставил его там.
– Что?! – Лиза широко раскрыла потемневшие от гнева и ненависти глаза. Она открывала рот, как рыба, выброшенная на берег. – Что ты сказал?!
Лиза начала грозно надвигаться на Матвея.
– Что ты наделал, сволочь? Ты решил уморить нас всех?
Она срывалась на крик. Подойдя к Матвею, она размахнулась кулаком, но он удержал её за руку. Тогда Лиза размахнулась другой, но Матвей схватил и вторую её руку.
– Отпусти меня, – орала она во всё горло. – Пусти, я побегу туда. Может, там ещё хоть что-то осталось.
Матвей молча держал её за руки, а Лиза извивалась, как змея. Она плакала и кричала:
– Пусти, сволочь! Не губи мою семью. Ты убил Гришу, оставил мою семью без кормильца. А теперь, когда мне, наконец, посчастливилось найти много еды, ты и её отбираешь. Зачем тебе это надо? – кричала Лиза сквозь рыдания. – Зачем ты вообще проезжал мимо? Зачем ты меня увидел? Ты пришёл на погибель нашу. Чёрт тебя принёс! Пусти, иуда. Я ненавижу тебя!
В конце концов, Лиза выбилась из сил и обмякла в руках Матвея. Он отпустил посиневшие запястья и подхватил Лизу под руки. Помог ей войти в дом. Лиза безвольно передвигала ногами, продолжая плакать и проклинать Матвея. Она была подавлена и раздавлена. Она обещала детям принести много еды, а пришла с пустыми руками. Матвей усадил её на лавку.
– Ненавижу тебя, – сказала Лиза осипшим голосом. – Убирайся.
Рая с Шурой окружили растрёпанную заплаканную мать. Матвей вышел, но через минуту вернулся, держа в руке буханку хлеба. Рая с Шурой подскочили и протянули руки к хлебу.
– Не смейте, – сказала Лиза.
Девочки остановились и в растерянности обернулись к матери.
– Не дури, Лиза, – сказал Матвей. – Детям еда нужна. И не важно, откуда она, главное, чтобы сыты были.
Девочки посмотрели на Матвея, потом снова повернули к матери молящие глаза.
– Делайте, что хотите, – только и сказала Лиза.
– А ну, налетай, – сказал Матвей и стал нарезать хлеб ломтями. Девочки бросились к нему и схватили по куску, стали с жадностью жевать вкусный спасительный хлеб, подбирая со стола все до единой крошки.
– Вот этот кусок матери дайте, – сказал Матвей, – а это для вашей младшенькой. Где она?
Матвей подошёл к кровати, в которой лежала Верочка. Он присел рядом на корточки и дал ребёнку кусок хлеба. Приподнял Верочку и усадил её в постели. Он даже не почувствовал веса её тела в своих руках, как будто поднял котёнка. Верочка очень ослабла и еле держала хлеб в тонкой ручке. Она откусывала по маленькому кусочку и долго жевала, растягивая удовольствие. Она не могла поверить, что ест хлеб, настоящий ароматный хлеб, а не те ужасные лепёшки из листьев, от которых и толку-то никакого не было, а только живот ныл ещё больше. Она нюхала хлеб и наслаждалась его ароматом, которого не знала уже почти полгода, и по щекам её стекали струйки слёз. Семилетняя Вера плакала сейчас как взрослая.