Возле печи Нютка углядела крышку, не утерпела, открыла: а там лестница, что уходила во тьму. Как не спуститься? Нютка взяла в руки светец, лучина приветливо заплясала в ее руках. Раз ступенька, два… так отсчитала она дюжину ступеней и спустилась в погреб. Пахнуло сырой землею, гнилью и всякой пакостью. Там было полно всего: деревянный короб, бочки, на стенах деревянные плахи с бутылями и кувшинами. Будто здесь могло быть что-то еще? Пошла наверх, осторожно, боясь оскользнуться на узких ступенях.
– Бу, – сказал ей кто сверху.
Нютка вздрогнула, выронила светец с лучиной вниз, во тьму и сырость.
– Ой, испугалась, что ль? – продолжал незнакомый голос.
Нютка и не думала отвечать, упрямо лезла к свету. А когда была уже на первой ступеньке, ей протянули руку и вытащили из погреба.
– Чего ж ты без хозяев по погребам лазишь? – спросил он опять.
Напугал ее мальчонка лет десяти, не больше. Улыбался так, словно увидел сестру родную, протягивал ладошку, и она невольно ответила такой же теплой улыбкой.
Мальчонка был высоким, с Нютку ростом, нескладным, с длинными руками-ногами, светлыми, будто выгоревшими на солнце, волосами. И даже глаза его были светлыми, словно небо посреди зноя.
– Богдашка.
– Нютка… Сусанна, – решила сказать свое полное имя и тут же отправила Богдашку в подпол за упавшим светцом – как бы пожар не сотворить.
За то время, пока он спускался, искал светец и лучину, застрявшую между бадьями, поднимался и отряхивал порты, Нютка успела узнать, что живет он в острожке с отцом, старым казаком, что появился он на свет в Верхотурье, а потом жил много где еще. «Знаешь, как я из лука стреляю? И силки умею ставить».
Нютка сразу вспомнила своих друзей из деревушки Еловой и Соли Камской, отвечала мальчонке с приветливостью, но пыталась перевести беседу на иное.
– А про хозяев этого дома что знаешь? – с ласковой улыбкой спросила она. – Давай покормлю тебя.
Он сразу согласился, мигом уселся за стол, ухватил крупный кус мяса, шумно отпил водицы из чашки, посреди еды пугливо перекрестился и прямо с набитым ртом заговорил:
– Дядька Петр-то – он такой… – И дальше невнятно.
«Петяней, Петром старуха звала Синюю Спину. О нем и речь», – смекнула Нютка.
– Петр бьется славно, его все инородцы окрест боятся. Знаешь как?
– Еще б не боялись, такого-то, – хмыкнула Нютка, но, увидев обиду в глазах Богдашки, исправилась: – Вон какой сильный.
– Да, – кивнул тот. – Батя мой всегда говорит: ежели таким, как дядька Петр, вырастешь, гордиться тобою буду. Его в десятники поставят, отец сказывает. И вообще он хороший, справедливый. Да, хороший.
Нютка скорчила рожицу, но спорить с Богдашкой не стала. Тот Петра боготворил и считал кем-то схожим то ли с богатырем, то ли с ангелом небесным.
– Ромаха ему братец, да?
– Да. – Мальчонка как-то посмурнел.
– А он каков?
– Хлебушка бы, – не ответил на Нюткин вопрос Богдашка.
– А что ж у вас с хлебушком? Матушка отчего не печет хлеб?
– Я с отцом живу. И вообще… Ой, воды натаскать надобно… Пойду я.
Выскочил из-за стола и, не сказав Нютке больше ничего, скрылся прямо в стене – так почудилось. А когда подошла ближе, углядела низкую дверь. Видно, через нее обитатели соседних домов ходили в гости.
Оконце махонькое, да все ж ясно, скоро сумерки. Сквозь бычий пузырь различила мало: избы или сараи, каких-то людей, копавшихся во дворе, услыхала разговоры, лай собак и лошадиное ржание.
Она села за стол, отщипнула от мяса пару волоконец, съела и испугалась: а вдруг уже начался пост? Потеряла счет месяцам и дням, давно – словно целую вечность! – не была в церкви, и упала на колени пред иконой,
Спаситель глядел на нее спокойно и светло, Богородица жалостно улыбалась. Встала Нютка с колен очистившейся и полной надежды.
Устройство жизни в новом месте казалось ей пока неясным, смутным. Она радовалась уже тому, что здесь помимо Синей Спины есть иные люди, что можно обмолвиться словом с кем-то негадким.
– Хороший, – хмыкнула она, вспомнив речи Богдашки.
Как хорошим может быть тот, кто девок покупает, зимой в реку их загоняет, под замком держит? Да еще собирается сделать пакостное – в том была уверена.
По округе давно стелился вечер. Нюткины ресницы смыкались, она смаргивала сон, щипала себя за правый бок и ждала хозяев. А они все не являлись.
– Самое лучшее тебе – кольчуга, сабли, пищали. А я, я чего? Хуже, что ли? – Кто-то разобиделся не на шутку.
Слова его показалось Нютке забавными.
– Ты обещал. Как уезжал, обещал мне… Несправедливо так… – И еще что-то дальше, глухо, не все и расслышать.