Викторасу нравится юмор, но юмористом надо не только родиться, это чувство необходимо воспитывать, чтобы ты мог не только играть словами, но и, раненный ими, сумел бы не оскорбиться. Он этого не умеет. Поэтому ему и грустно, и досадно, и вообще вряд ли можно быстро изменить себя, но он все равно шутит:
— Наверно, я ученым стал, как другие становятся солдатами, только потому, что ни на что больше не годился…
Как и обычно, перекусив на скорую руку, Саулюс побежал на работу, помыл машину и несколько раз негромко просигналил под окнами Моцкуса.
— Поезжай, я пойду пешком! — с третьего этажа крикнул шеф.
Это было непохоже на Моцкуса, но Саулюс не стал волноваться. Уже не впервой целые дни у него уходили на шатание по коридорам, на поиски запчастей и полезных знакомств или на ремонт еще совсем новой, но с самого начала постоянно капризничающей машины. Устав за всю неделю больше от безделья, чем от работы, на сей раз Саулюс вернулся домой.
— Саулюкас, у нас гости. — Жена из осторожности встретила его в коридоре.
— И опять Игнас со своей вселенной?
— Нет, этого я не знаю. Странный какой-то, все озирается, все чего-то ищет, больной вроде…
— А чего ему надо?
— Молчит, тебя ждет. Говорит, важное дело.
Саулюс не спеша умылся, переоделся, мысленно представил себе все перекрестки, через которые проезжал сегодня, и, убедившись, что ничего такого не случилось, вошел в комнату.
За столом беспокойно сидел Стасис.
— Здравствуй, — встал, увидев Саулюса.
— Здравствуй, — пожал протянутую руку, а потом инстинктивно вытер пальцы о брюки. Когда исчезло отвращение, вызванное неприятными воспоминаниями, он осторожно попросил жену: — Ты нам что-нибудь приготовь, я голоден, как автоинспектор в дождливый день. А ты садись, раз уж приехал, — довольно грубо стал усаживать гостя, но Стасис не сел.
Он подошел к молодому хозяину и без всяких вступлений спросил:
— Куда вы ее подевали?
— Ты с ума сошел! — Саулюс оглянулся и еще тише спросил: — А как ты меня нашел?
— Ведь ты пронумерован, — тихо захихикал гость. — И вообще…
— Что вообще? — Он уже был готов все отрицать, отвергать, отказаться даже от своих мыслей, которые вызвала у него эта беспокойная и насыщенная приключениями ночь.
— Разве она не у тебя?
— Знаешь что, не забывайся, здесь не твой хутор, — словно ужаленный подскочил Саулюс.
— Побожись.
— Говорю тебе: как уехал от вас, так больше ни разу и не видел ее.
— И где она может быть? — Стасис вдруг обмяк, как невзошедший пирог, и, облизнув вспотевшую губу, спросил у себя: — Неужели она и правда?..
— Чего не знаю, того не знаю… Но будь и ты человеком: разве не видишь, что я не один?
— Когда вы с Моцкусом нас навещали, я тоже был не один. Только на чужие беды вам наплевать.
— О чем вы? — спросила вошедшая Грасе.
— Жену ищет, — кинулся объяснять Саулюс и ласково улыбнулся, но улыбка эта даже ему показалась слишком подозрительной.
— А ты тут при чем?
— Грасите, мы у них ночевали.
— Ну и что? Переночевали, уехали. — Она еще сильнее встревожилась.
— Только не бойтесь, он парень порядочный, — Стасис подскочил к Грасе и стал гладить рукав ее платья. — Это я виноват. Он из-за меня чуть не убился, ногу вывихнул, поэтому и заночевал.
— Какую ногу? — кончилось терпение и у Грасе.
— Эту самую, на которую и теперь наступить не может, а моя как ушла вслед за ним, так и не вернулась. Как в воду, понимаете?
Грасе едва успела поставить поднос на стол. Ноги у нее подкосились. Она плюхнулась на стул и машинально поправила прическу. Опустив голову, тихо, но довольно строго сказала:
— Саулюс, ты можешь мне по-человечески объяснить, что все это значит?
— Ты у него спроси, — наконец не выдержал Саулюс. — Я у них ночевал, они переругались, передрались, а теперь черт знает чего ищут.
— Из-за тебя переругались? — В глазах у жены засверкали слезы.
— Ну знаешь! Я же за дверью не подслушивал — из-за чего. Может, из-за меня, может, из-за тебя, может, из-за борща… Говорю: ты у него спроси.
— Вы оба что-то скрываете от меня, — Грасе смотрела то на одного, то на другого, а с ее лица вместе с краской исчезло и доверие.
— Скрываю, если тебе так нравится, любовницу в приюте для престарелых себе завел, — ничего другого не смог сказать Саулюс.
— Только вы, уважаемая, ничего худого не думайте. — От старания гость даже вспотел. — Ваш муж — порядочный человек. Я не поэтому. Я могу лежать как собака возле ее постели даже тогда, когда она с другим… Я ей за все наперед простил, и больше разговаривать об этом нечего…