Британский премьер терялся в догадках. Почему советский лидер, который в первые дни их встречи был столь язвителен и даже груб, вдруг стал воплощенной любезностью? В конечном счете Черчилль нашел весьма любопытное объяснение.
«Я думаю, дело скорее всего в том, — читаем мы в его дневнике, — что его (Сталина) Комитет или комиссары не так, как он, восприняли привезенное мною известие. У них, возможно, больше власти, чем мы предполагаем, но и меньше познаний. И поэтому он хотел как бы отметиться, а также выпустить собственный пар».
Эта цитата показывает, насколько туманны были представления в Лондоне о положении дел в советском руководстве, где Сталин являлся полновластным хозяином и непререкаемым авторитетом.
Сталин, разумеется, не мог не понимать, в сколь трудном положении оказалась наша страна после того, как западные союзники отказались выполнить свое обязательство — открыть второй фронт во Франции. Но он также сознавал необходимость, несмотря ни на что, сохранить антигитлеровскую коалицию. Высказав свою резкую критику позиции западных союзников, он понял, что не может изменить их решение. Стремясь не допустить полного разрыва, Сталин решил сделать примирительный жест, пригласив высокого иностранного гостя в свою кремлевскую квартиру, чего он до того никогда не делал.
Отступая с боями на протяжении года и неся огромные потери в живой силе и военной технике, Советская Армия все же замедляла продвижение врага. Тем временим за Уралом на созданных в годы пятилеток предприятиях, а также на заводах, эвакуированных вместе с рабочей силой из западных областей страны, создавались новые образцы оружия, которые должны были превзойти германские. Из пополнений, изъявших почти все мужское население многих районов, создавались новые дивизии и армии. В глубоком тылу обучались новобранцы, готовились командные кадры.
Но не было уверенности, успеют ли эти свежие силы вступить в строй, не рухнет ли фронт до того, как Советская Армия будет готова к крупному контрнаступлению?
Решение Рузвельта оттянуть 40 германских дивизий с советского фронта было бы немалым облегчением. Высадка же в Северной Африке, которую западные державы обещали осуществить в 1942 году взамен второго фронта в Северной Франции, почти никак не сказалась на ситуации в Советском Союзе. Это Сталин предвидел, и он тогда же сказал об этом Черчиллю.
В то же время Сталин понимал, что если Черчилль не слишком сгущал краски, говоря о недостаточной подготовке британских и американских войск и об их малочисленности, то действительно операция в Нормандии могла бы обернуться катастрофой.
Так или иначе, в создавшейся ситуации наша страна могла рассчитывать только на себя. Это, надо полагать, и побудило советского лидера выразить, казалось бы, невероятную мысль, чему я оказался невольным свидетелем.
После одной из бесед с Черчиллем в кремлевском кабинете Сталина, закончившейся около трех ночи, моему коллеге Павлову поручили проводить британского премьера до предоставленной ему под резиденцию так называемой государственной дачи номер семь, а я должен был составить для советского посольства в Вашингтоне текст телеграммы, которую, по обыкновению, сразу же подписывал Сталин.
Мой первый вариант не во всем его устроил, и, сделав несколько конкретных замечаний, он предложил мне, устроившись в конце длинного, покрытого зеленым сукном стола, переписать текст начисто. Пока я был занят этим делом, Сталин прохаживался по узорчатой ковровой дорожке, попыхивая трубкой. Молотов остался у другого конца стола, где он сидел во время беседы с Черчиллем.
Вот тогда-то я и услышал из уст нашего вождя то, о чем до сего момента он не решался поведать никому.
— Как бы, Вячеслав, нам не пришлось пополнить список правительств в изгнании, — произнес Сталин глухим голосом. — Если германцы продвинутся за Урал, это может случиться…
— Но это равносильно гибели, — как-то растерянно отреагировал Молотов.
— Погибнуть мы всегда успеем. Но стоит прикинуть, какие могут быть варианты. Говорил же Черчилль, что в случае оккупации нацистами Англии его правительство будет продолжать борьбу с врагом из заграницы, например из Канады.
Сталин подошел к одному из свернутых вдоль стены рулонов и, потянув за шнурок, развернул карту Восточного полушария.
— Победа над СССР, в чем в таком случае будет участвовать и Япония, — продолжать Сталин, — будет означать огромное усиление держав фашистской оси. Вот почему Англия и Америка будут еще больше нуждаться в помощи советского народа и нашей партии. Подпольные обкомы, которые мы создали в конце прошлого года, когда враг подошел к воротам Москвы, не расформированы и продолжают подготовку ко всеобщей партизанской войне. Наш народ верит в партию и ее руководство и будет выполнять наши указания, даже поступающие издалека…