На южной стороне горизонта вовсю грохотала канонада. Адмирал поднялся на черный от пожара марс. Еле различимые вдали низкие удлиненные "Тацута" и эсминец "Умикадзе" неслись на всех парах на северо-запад, вокруг них вставали белые столбики падающий залпов, а за ними, еще дальше скорее угадывались, чем была видна теряющаяся вдали кильватерная колонна - смутные силуэты, озаряемые частыми огоньками орудийных выстрелов. Командующий отдал распоряжения к новому повороту. Прежним курсом они бы разошлись с противником на встречных курсах, тогда гарантированно нанести "измаилам" повреждения можно было и не успеть. Японские линкоры последовательно клали рули на правый борт, на пересечение курса вражеской эскадры. При полном составе вооружения три дредноута Ямая в этом положении вполне могли бы потопить передовой русский корабль общим продольным огнем. Увы, огневая мощь Соединенного флота сократилась до шестнадцати 356-мм орудий: у "Исэ" уцелела одна носовая башня и две кормовые, у "Ямасиро" - одна носовая и две мидельные, у "Хьюга" остались только носовые башни главного калибра. Противник, наконец, заметил Ямая. Головной вражеский корабль перенес огонь с "Тацуты" на идущий в японской колонне головным "Ямасиро". Темнота мешала русским пристреливаться, залпы ложились очень неточно. Видимо, противник хотел задействовать всю свою артиллерию, поэтому повернул на запад, ведя огонь уже всем бортом. Первый корабль стрелял из пяти башен двухорудийными залпами, значит, в голову колонны своих линейных крейсеров русские поставили трофейный "Гебен". Ямай распорядился также повернуть на вест. Бой на параллельных курсах его вполне устраивал. Русские, наверное, попытаются обогнать и охватить японские линкоры с головы, но для этого им придется пройти под обстрелом вдоль всего их строя.
Странно, но со стороны русских в эскадренном сражении пока участвовал фактически один головной "Гебен". Другие корабли продолжали вести огонь, причем одним только средним калибром, по оказавшимся между флотами "Тацуте" и "Умикадзе". И еще, странное ощущение... Перспектива перспективой, но почему-то идущие за "Гебеном" сверхмощные "измаилы" казались меньше бывшего немецкого дредноута. И почему-то этих идущих полным ходом "измаилов" было четыре, будто один из них не был уже разделан ранее общими усилиями эскадр Хироясу и Ямая. У русских пять сверхдредноутов? Невозможно! Какой-то другой корабль? Но все идущие за "Гебеном" силуэты так похожи друг на друга.
- Господин адмирал! Осмелюсь доложить! Это не "измаилы"!
- Это легкие крейсера! - прошептал Ямай, отстраняя флаг-офицера и кляня себя за слишком позднее озарение. Из тяжелых кораблей у противника здесь лишь один "Гебен". И ради этого старого немецкого дредноута с 11-дюймовыми пушками он оставил недобитыми линкоры Колчака! Но где же тогда "измаилы"?
Простившись с адмиралом Колчаком, который отправился на аэроплане спасать 2-ю и 3-ю бригады линкоров, капитан 1-го ранга Кетлинский, командир линейного крейсера "Афон" (продолжавшего, впрочем, часто называться в русской эскадре по привычке "Гебеном", а то и просто "Дядей") направил свой корабль вслед за улетевшим воздушным аппаратом, приказав в кочегарках умереть, но дать в котлах предельное давление. Вздымая острым носом огромные буруны, изрыгающий вверх столбы дыма и дрожащий всем корпусом от страшного напряжения машин "Афон" устремился на северо-запад. К удивлению Кетлинского, сверхдредноуты "Кинбурн", "Наварин" и "Бородино", хотя и повернули также на норд-вест, но скорость их была далеко не максимальной. Это казалось странным, по нормативным показателям "измаилы" уступали "Афону" в быстроходности лишь один узел, если даже считать, что старый немецкий корабль выдавал те же 28 узлов, как и при сдаче в строй восемь лет назад. Но "измаилы" отставали. Сбавить ход, чтобы идти вместе с ними? Окончательно встать под начало контр-адмирала Веселкина? Нет, Кетлинский слишком дорожил честью быть командиром флагманского корабля адмирала Колчака! Ни минуты промедления! Вот полным ходом идут крейсера отряда контр-адмирала Порембского. Кетлинский велел дать на "Адмирал Нахимов" радиограмму: "Казимир, возьмешь с собой?" Через пять минут с "Нахимова" пришел ответ: "Присоединяйся, тёзка!" Два офицера-поляка были дружны еще с Порт-Артура, потом уж дружба окрепла в совместной службе на Черном море в мировую войну. Линейный крейсер "Афон", легкие крейсера "Адмирал Нахимов", "Адмирал Корнилов" и "Адмирал Истомин" устремились вперед, удаляясь от троицы сверхлинкоров, но так и не сумев нагнать вырвавшиеся вперед дивизионы эсминцев.
О ходе происходящего на северо-западе генерального сражения можно было только догадываться по пойманным радистами отрывочным радиограммам. Получалось, что подоспевший первым "Измаил" с оправившимся от ран Бахиревым сражается в одиночку со всем японским флотом, уничтожая один его корабль за другим. Потом поступило сообщение, что "Измаил" поврежден, но на японцев двинулись наши тихоходные линкоры, вновь собранные в эскадру адмиралом Колчаком. Кетлинский был уверен, что он может решить исход битвы, если только успеет туда до темноты. Да, в противоборстве линкоров от легких крейсеров нельзя ждать многого, но адмирал Бахирев уже показал, что может сделать в битве и один дредноут. И, видит Бог, "Афон" не уступит в славе "Измаилу"!
Первыми вражескими кораблями, встреченными ими, были легкий крейсер-разведчик и два эсминца. Один из них "Афон" накрыл первым же залпом. У оставшегося без хода подбитого двухтрубного эсминца задержался "Адмирал Нахимов". Японцы отказывались сдаться, отстреливаясь от крейсера из одного 120-мм и трех 76-мм орудий. Даже когда вся палуба "Уракадзе" была охвачена пламенем и содрогалась от взрывов, в сторону "Нахимова" с эсминца звучали выстрелы из ручного оружия. Наконец, Порембский потерял терпение и велел добить "Уракадзе" торпедой. Взрыв разорвал эсминец пополам впереди первой трубы. Кормовая часть затонула, прежде чем рассеялся дым, а облепленный людьми нос несколько минут держался на поверхности, причем остатки экипажа продолжали кричать "банзай!"
Более не задерживаясь, "Нахимов" устремился вслед за остальным отрядом, преследующим японский крейсер и оставшийся миноносец. Враги едва не попали в ловушку, когда впереди вдруг показался еще один русский крейсер - "Адмирал Грейг". Командир "Грейга" - капитан 1-го ранга Дараган прежде уже обменивался радиограммами с кораблями отряда, сообщая о происходящих событиях, в частности о действиях соединившихся русских минных дивизионов. На крейсерах на палубах и в отсеках зачитали сообщения о подрывах эсминцами японских дредноутов. Команды кричали "ура!" Но вот зажать в клещи "Тацуту" крейсерам не удалось. Пользуясь своей феноменальной быстроходностью, японцы проскользнули, как между пальцев, и вновь рванули зигзагами, уклоняясь от залпов, на северо-западом. Теперь погоню вместе с "Афоном" продолжали уже четыре легких крейсера. Беглый огонь, который они вели из своих 130-мм орудий, на такой дистанции и при слабом освещении был нерезультативен, к тому же сбивал пристрелку главному калибру "Афона". Кетлинский несколько раз просил по семафору Порембского унять своих канониров, но азарт боя был слишком велик, чтобы расчеты прекратили стрельбу