Валя Астафьев вернулся домой в прекрасном настроении.
В метро — ни одного человека, в автобусе — пусто, улицы — словно пустыня. Аквариум заполнен рыбешкой. Осталось насадить её на крючок.
«Мы с этим разберемся» — сказал Валя, проходя в кухню.
В кухне на гигантской сковородке жарился папа.
«Посолить бы» — подумал Валя Астафьев.
Глава 4. Разговор с отцом
— Моя ненависть граничит с безумием. Во мне не остается ничего человеческого. Меня толкнули, меня обозвали — я превратился в РЫБАКА.
— Что такое РЫБАК? — перебил Валю Павел Николаевич.
— Это состояние, в котором имею право ловить рыбу. Запихивать сельдь в бочку.
— А рыба — это люди, которые тебе чем-либо не понравились?
— Не только. Рыба — вокруг. Я защищаюсь. Если рыбу не насадить на крючок, она насадит меня.
— Упреждение возможного удара, — задумчиво проговорил Павел Николаевич, — знакомая идея.
— Во мне поселился кто-то другой, он любит эту игру и свою роль в этой игре. Он появляется неожиданно. По малейшим пустякам. Я ничего не могу поделать.
— Тебе надо пару дней никого не видеть. Тогда не будет возможности обидеться на людей. Согласен?
— Да.
Валя Астафьев с благодарностью глянул на папу и, убавив огонь, закрыл сковородку крышкой.
— Сделаем папу с хрустящей корочкой!» — пропел кто-то внутри.
— Что с тобой, Валентин?
Павел Николаевич дотронулся до плеча сына. Кисть руки полностью ушла в мягкое болото тела.
Отец с воплем выдернул руку. Пальцы были в крови.
Валя Астафьев очнулся. Он увидел кровавые руки папы.
— Не трогай меня, — сказал Витя Астафьев, — больше никогда не трогай меня.
Валя прошел в свою комнату, включил магнитофон. Появился прекрасный голос Сандры. Сандра улыбалась с плаката на стене. Она подмигнула Вале.
— Как ловится? — спросила Сандра.
— Как клюёт? — поинтересовался Человек с Блокнотом.
И Валя Астафьев, перекувырнувшись в пространстве, полетел в бездонную пропасть прошлого…
Глава 5. Полет. Костя Брегман и его скрипка
Костя Брегман занимался в музыкальной школе. Сколько он себя помнил — всё время в школе. Иногда ему казалось, что другой жизни просто не существует. В такие минуты он садился у окна и пиликал, пиликал, заглушая безотчетный страх. Отчаяние сковывало его. Скрипка смеялась над ним. Потом всё проходило. Вновь тянулись дня. Школа превратилась в бездонную бочку, куда Костя упал давным-давно. Но дна не предвиделось. Он летел в пустоту. Во мрак. В безысходность.
Тогда Костя брал скрипку и водил смычком по мертвым струнам. Скрипка плакала вместе с ним. Давным-давно, Костя это точно помнил, он был таким же, как все. Он играл во дворе. Он возился в грязной песочнице, строил куличики и города. Куличики Костя продавал ребятам, а в городах гулял. Лишь он знал вход.
Там, в песочной стране, жили песочные люди. Эти люди радовались, когда приходил Костя. Но со времен Костя перестал там бывать. Теперь он вряд ли смог бы найти Главные Ворота.
Раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Валя Астафьев.
— Знаешь, — сказал Валя, — я тут подумал, что ты хотел бы вновь попасть в тот город. Помнишь, ты мне рассказывал. Так вот, я могу тебе помочь. Я знаю, где вход.
Костя удивился. Никто не знал о его городах. Никто не имел права знать.
— Ну, так что, ты готов? — спросил Валя.
Раздался звонок в дверь.
На пороге стоял Валя Астафьев.
— Привет, Костик, — сказал он, — ты пойдешь с нами на пляж?
Из комнаты выглянула мать Кости.
— Костя, у тебя через неделю экзамен, — напомнила она, — нет, мальчики, он не пойдет. Правда, Костя?
— Правда, мама.
Раздался звонок в дверь.
На пороге лежал крокодил.
Костя схватил скрипку и метнул её словно бумеранг, в зеленую скотину.
Скрипка вылетела на лестничную площадку и, ударившись несколько раз о ступеньки, разлетелась на простые составные.
В воздухе запахло грозой.
Над городом засверкали молнии.
Прогремели первые раскаты.
Хлынул дождь.
Костя Брегман собирал останки скрипки, прикладывал их друг к другу.
— Знаете, что, — сказал диктор в телевизоре, — у родителей этого подонка Кости не хватит денег на новый инструмент.
Диктор хихикнул.
— Эта свинья похерила любимую родительскую идею. Хотя, Паганини бы всё равно из него не вышло.
Костя Брегман сидел на ступеньках и собирал осколки любимой родительской идеи.
Внизу послышался шум открываемой входной двери.
Глава 6. Шумов и его Rave Zone
Полет продолжался. Валя Астафьев попал в жесткий ритм «techno». Со всех сторон били молоточки. Звенели цепи. Что-то шептали невидимые голоса.
А в середине этого круговорота сидел Виталий Шумов с наушниками на голове и слушал «Rave Zone». Его руки судорожно комкали пустую пачку сигарет. Рядом с Виталием на столе лежал раскрытый пакет анаши. Одной сигаретой в нем было меньше. Глаза Виталия смотрели в одну точку на стене. От этого взгляда стена прогибалась, пузырилась, расползалась по швам. И, наконец, взорвалась ослепительным фейерверком цветов. Виталий шагнул в открывшийся проход. Коридор казался бесконечным. Где-то далеко в темноте, плакал ребенок. Виталий медленно шел вперед. Его шаги отзывались эхом, теряющимся в области затылка. Плакал ребенок.
Коридор сужался.
Кассета кончилась.
— А теперь мы послушаем песню, которая может снести Вам голову.
Голос диджея. И смех.
— Виталик, тебе Валя звонит, подойди к телефону.
Виталик, шатаясь дошел до аппарата.
— Привет, Виталь, — сказал на том конце провода Валя Астафьев, — у тебя все нормально?
Виталий Шумов беззвучно зашевелил губами.
— Нормально, — выдавил.
— У тебя странный голос…
«…эта песня может снести Вам голову… Никогда не делайте этого… Никогда…»
— Нам надо встретиться. Но за мной следят. Давай на старом месте. Хорошо?
Виталий кивнул.
— У тебя правда всё нормально?
Встревоженный голос Астафьева. Неровные края ямы, куда падаешь всю жизнь.
— Валёк, — закричал Виталий Шумов, эта музыка сносит мне башню!.. Меня достают звуки!.. Я ненавижу, когда плачут дети!..
В телефонной трубке — тишина.
Оборваны провода.
Прошла гроза, повалила столбы, прервала связь между друзьями. Виталий Шумов сидит в своей комнате, обхватив голову руками. Потом он встает и забивает новую папиросу.
Его преследует музыка и плач неизвестного ребенка.
— Надо рассчитаться, — шепчет Виталий Шумов, — надо положить конец этому сумасшествию.
Он закуривает, и музыка возникает с новой силой. Она лезет из щелей в полу, из складок портьер. Виталий Шумов кричит, и кассеты падают на пол. Трещат под ботинками. Шипит пленка в бессильной злобе. Кусает. Но подошвы размазывают её по полу. Из окна вылетает плеер, ударяется о землю, последний звук… тонет…
«…эта музыка может снести вам голову…»
— Эта музыка больше ничего не может! — в исступлении кричит Виталий Шумов. Тишина. Сначала тихо, потом все громче плачет где-то ребенок. Шумов затыкает уши. Минуя слух, плач входит в мозг и мечется по лабиринту извилин.
«эта музыка не может снести Вам голову, потому что у Вас больше нет головы»