Тут Генка толкнул меня в бок:
— Серега, ну-ка погляди во-он туда. Видишь, у гастронома автоматы с газировкой?
— Ну, вижу. Они всегда там стоят. И что?
— Надо поискать около них. Там люди часто мелочь теряют. Я однажды как раз у этих автоматов двадцать рублей нашел. А Витька Клочиков — помнишь, длинный такой, — так тот целых пятьдесят!
— Да ну, ерунда, — сказал я. — Хотя… все равно делать нечего. Пошли.
Мы долго топтались возле автоматов, но так ничего и не нашли. Я уж было хотел вернуться к скамейке, но тут Генка крикнул:
— О! Есть! — он протянул мне раскрытую ладонь, на которой лежал потемневший грязный рубль.
— Ты настоящий друг, — сказал я. — И что делать с этим рублем?
— Ну… — Генка замялся, — коробок спичек можно купить.
— Гениально! Разведем костер и сварим из моей рыбы уху.
— А знаешь, что, — сказал Генка. — Ты это… попей газировочки. За рубль, правда, без сиропа. Но все равно. Может, оттянет маленько.
— Что оттянет? — не понял я.
— Ну, этот твой аппетит. Может, не будет так сильно есть хотеться.
— А давай, — сказал я. — Все равно теперь.
Я сунул рубль в щель автомата, набрал воды и начал пить. Выпить я сумел только полстакана. Вода была очень холодная и какая-то кислая. В носу защипало.
— Не хочу больше, — сказал я и протянул Генке стакан. — На, будешь?
— Не, Серега, спасибо, — сказал Генка, отодвигая мою руку.
— Правильно, он не будет. А меня эту кислую дрянь пить заставляет. Оттянет, оттянет…
— Все, хватит, не ной, — решительно сказал Генка. — Сейчас я тебя накормлю. Ты вот мне скажи: ты черный хлеб любишь?
— Я сейчас все люблю.
— А я так черный хлеб обожаю. С солью. Иногда, знаешь, дома вроде всё есть — и пирожки, и пряники, и колбаса какая-нибудь там с сыром. А я возьму кусок черного хлеба, посыплю солью и ем.
— Ты что, издеваешься?
— Спокойно, идем сейчас на Средний, там у Восьмой линии столовка есть. И хлеб в ней бесплатный. На каждом столе ваза — ешь сколько хочешь.
Столовая самообслуживания на Среднем проспекте почему-то называлась «Полет». Народу было не так чтобы много, но и не мало. И все же свободный столик у входа мы заметили сразу. Генка оказался прав: в центре стола стояла плоская стеклянная ваза, наполненная черным, нарезанным на кусочки, хлебом. Хлеб был свежий, и от него исходил невероятно аппетитный, ржаной аромат. Рядом с вазой стояли солонка, перечница и баночка горчицы.
Генка сразу уселся на стул и с видом победителя огляделся вокруг.
— Ну, что я говорил! Ешь — не хочу. И, главное, бесплатно. Халява, сэр!
Я тоже сел, а мешок с рыбой и удочку положил на пол, около стула.
— Слушай, а нас отсюда не вытурят?
— Да не боись ты. Вон сколько народу, никто и не заметит. Ешь давай. Можешь еще горчичкой намазать, поперчить.
— Нет уж, спасибо, я так.
Я взял кусок хлеба, посолил и только в рот потащил, как услышал за своей спиной громкий, сердитый голос:
— Это еще что такое?! Вы что тут расселись? Школу прогуливаете? А ну-ка, живо — марш отсюда!
Я обернулся. Позади нас стояла тетка в синем фартуке с мокрой тряпкой в руке. Уборщица, наверно.
— Нет-нет, мы не прогуливаем, — явно струхнув, сказал Генка. — Мы так, после уроков… Покушать вот зашли…
— Покушать? — уборщица с подозрением посмотрела на Генку и яростно вытерла тряпкой стол перед его носом. — А родители ваши где?
— Так это… На работе еще, — сказал я. — Мы сами…
— Сами с усами, — ворчливо, но уже не так грозно сказала уборщица. — Ну так в очередь встаньте в кассу, берите обед. У нас сегодня биточки с гречневой кашей — очень вкусные.
— Да, понимаете, нельзя нам, — сказал Генка, осмелев. — Мы на диете. Нам бы что-нибудь диетическое, кашку овсяную или рыбку.
Уборщица вновь посмотрела на нас с подозрением.
— Хм… А зачем же вы пришли-то сюда, раз больные? Идите тогда в диетическую.
— А нельзя ли попросить вашего повара, — вкрадчиво сказал Генка, — сварить нам рыбки? Уху сделать. У нас рыба есть — наисвежайшая! Только-только из Невы, живая еще. Честное слово!
— Какая такая рыба? — ошарашенно спросила уборщица.
— Отличная рыба! — выпалил Генка. — Покажи, покажи, Серега, наш улов, не стесняйся.