на пустынных окраинах легче дышится странникам
начитавшимся бредбери (если бред – то бери)
мы застряли подранками в поредевших подрамниках
где на марсовом поприще виден спас на крови
полустертые надписи полуспертые камешки
и табак понастрелянный на осеннем листе
и от летнего к зимнему по каналам оттаявшим
и от случая к случаю пустота к пустоте
врет венерино зеркало амальгамою тоненькой
мы обвиты орбитами но земля далека
мы с тобой безнадежные марсианские хроники
потерявшие родину у пивного ларька
анатолийское
снотворное, гомер и лодочный мотор
и список половин, прочитанный на четверть
морской закон, неписанная нетвердь
и рыбий всплеск, и птичий тихий хор
отправлены давно данайцы по домам
дары их просто дрянь, и кони деревянны
восход успеет раньше, и завянет
ночной цветок, свидетель волшебства
и мы тогда уйдем, кто рядом, кто поврозь
из летних передряг в запруженную лету
и ветер будет долго ждать ответа
но эхо, видно, тоже не сбылось
аве цезарь
Ахматовской строкой прочерчен путь на север
От Волги до Невы – туманы и дожди
Но Маргарита ждет, и взгляд её рассеян
Дочитанный роман, и вечер впереди
Под новый фотосет – нирвановская песня
И чёрные чулки сползают, словно тень
На город, что затих в промокшем поднебесье
Химический состав меняя в темноте
И ветер будет петь, затягивая коду
Златые купола скрывая синевой
Но падающих звёзд, что снова входят в моду
Никто не подберет монеткой с мостовой
(у) вечности
у вечности – увечные черты
и, пропадая в тесноте момента
ночь делит буквы мы на я и ты
и списывает прошлые проценты
телесный цвет отчаявшихся встреч
сменяет самый элегантный чёрный
и падает весна горою с плеч
и лето быстро катится под горку
но жаркий день предательски хорош
а ветер метит крылья вдохновеньем
и ты идёшь, как запоздалый дождь
не на ура, но с явным оживленьем
фьорды камчатки
на улице, конечно, хорошо
но здесь теплей, и плещется в стеклянном
плену закат, пока что безымянный
цой вроде жив, но снова не зашёл
и сцена в три стены сама собой
и ты на ней как минимум на равных
разбавив белым местный модный траур
и старым боем снова в новый бой
наматывая матовый припев
как порванные струны на запястье
рифмуя вечность, частности и счастье
и под аплодисменты замерев
но быстро отзвучал последний бис
а дождь так точно попадает в коду
и выход у метро не равен входу
и лишь пиит в подпитии завис
байопики
объятия теплее одеял
и сквозь разрез на черном платье ночи
сияет россыпь свежих многоточий
пока будильник соло не сыграл
не выпал туз, в колодках бегуны
в колонках тишина, их темным гнёздам
не пересилить загустевший воздух
нанизанный на лучиках луны
ну а пока она пятнает свет
наивную сестру к утру утратив
поделят горе сорок тысяч братьев
а там финала строгий этикет
к байопикам приклеят хэппи энд
там будем мы светлее чем в итоге
но с этим светом нам не по дороге
ведь из меня неважный пациент
осенняя серия
но день пройдёт впечатав ночь
в сырой асфальт и в грязь газонов
под верещанье телефонов
под кошки-мышкино кино
меж непрокрашенных корней
деревья прячут шорох листьев
твои шаги как будто близко
по новостеленной стерне
и даже чудится ответ
но это глюк (не композитор)
мелькает свет в окне разбитом
и в парке прежний жжет сюжет
старлетки падают в листву
и шебуршат там плавниками
и под жужжанье фотокамер
кого-то взглядами зовут
всех выстрел ставит по местам
кому на старт кому на финиш
на идиш или там на инглиш
одна у лётчика мечта
но вновь молчанием разомкнут
многосерийный анекдот
и демонстрируют восход
в кинотеатре горизонта
где панорамное три дэ
и птичьи читки долбят раунд
наружу вывернуты травы
росу рассыпав в череде
расслабив узел пустоты
на шее галстуком забытой
к вернувшим вовремя кредиты
приходят новые мечты
в полупустые времена
эффект доступен лишь наружно
и ветер вычертил окружность
там, где забывшие о снах
фотографируют навзрыд
красиво тонущий титаник
дрожит полоска белой ткани
и новый клин летит летит
почти
твоих коленей белизна
и бездна между ними нами
края небес размыты снами
и венценосна тишина
химический состав разлук
не реагирует на время
ремень затягивает темень
объятьям не хватает рук
стирая с талого листа
поэзию полураспада
в разъединении моста
искать раскаянья не надо
магнитных дней сонет прочти
а вдруг сойдутся параллели
ведь мы с тобой почти успели
осталось вычеркнуть "почти"
Рисуя чешую
ножевое
это смерть моя ходит рядом, с чужим ножом
ищет, куда бы ткнуть, и, заглядывая в глаза
спрашивает – когда ты, паскуда, отдашь должок
занятый при рождении тысячу строк назад
это смерть моя ходит, балуется с ножом
только все эти фокусы видел я не в кино
каждый охотник знает, поздно ли пить боржом
вычислив звук шагов за прижатой к щеке стеной
это смерть моя, стук-постук между пальчиками перо
матовой черной пастью лыбится через стол
и раскрывает карты, а там – на нуле зеро
видно, такой расклад даже черту не подошел
это смерть моя ходит, точит другим ножи
слушай, какая разница – карта сдана, играй
что нам теперь делить – только вот эту жизнь
так что давай, не жмись, наливай по последний край
бис
но занавес падает раньше
мы не успеваем
расставить на плоскости вечера
стайки отметин
это должно быть тайной
то как ты двигаешь бровью
(и слова отлетались)
и сколько карманы таят перекрестков
размеры колец
неважны до момента признаний
но об этом знают деревья
особенно немолодые
а пока захмелевшие ветры
все спорят и спорят о цвете
твоих глаз
закрытых ладонью на миг
я просто делаю шаг
только занавес падает раньше