— Да вот, — повел неопределенно рукой. — Как-то так все далеко…
Подросток презрительно сплюнул под ноги и пренебрежительно ответил:
— Разве ж то далеко? — а потом ткнул пальцем перед собой. — Видишь вон там, чуть левее от шляха, рощицу на взгорке?
Я взглянул в ту сторону и кивнул.
— Ну, так за ней уже первая на нашем пути в Дубров деревенька будет, — объяснил Лукаш и, степенно опираясь на увесистый посох, размеренным шагом продолжил путь. Мне ничего не оставалось, как сбросить с себя наваждение и двинутся следом.
— Опупение... — вдруг прибавил, смеясь мельничук.
— Что? — переспросил я, подумав, что ослышался.
— Деревенька, говорю, Опупение называется. Смешно, да? — повторил Лукаш.
— Скорее, нелепо. С чего вдруг о себе столь неуважительно?
— О, тут целая история! Правдива, или нет, судить не стану. Но, рассказывают, что в то время, когда королева прислала людей, заложить у Прохода сторожевой замок, — в здешних местах уже не одно поколение стояла небольшая деревенька в десяток дворов. И барон, когда объезжал свою новую вотчину, увидав ее, удивился страшно: «Они что, опупели, здесь жить? Прямо на пути у харцызов?»
— Именно, опупели? — рассмеялся я.
— Бают, что барон Студен, употребил более емкое определение, — словоохотливо продолжил Лукаш, улыбаясь во весь рот. — Но, карту местности следовало представить для ознакомления королеве и Большому совету. Поэтому, в Оплоте, подобрали более пристойное название. Именно оно и прижилось в дальнейшем.
— А что, — чуть погодя, когда веселье пошло на убыль, спросил я, — здесь и в самом деле так опасно? Из рассказов Мышаты, у меня сложилось суждение о харцызах, как о жестоких и беспощадных воинах.
— Вообще, так и говорят. Но к Опупению это не относится, — помотал головой парнишка. — Хоть деревенька и примостилась почти у Южного тракта, на виду у Прохода, не было ни одного случая, чтоб харцызы напали на нее.
— Странно…
— Деда как-то обмолвился, что ничего странного. Просто — навару там для степняков на один зуб, а вот подружиться с поселянами — у них прямой резон. Те и тревогу не подымут, когда разбойники в набег пойдут, и раненым харцызам помощь окажут, буде их живыми до Кара-Кермена довезти, никак не удается. Новости расскажут… Сменяют или продадут чего из вещей… Возможно, и о готовящемся походе королевской войска в Заскалье, предупредят… Правда, после Моровицы людей осталось так мало, что ни о каких походах никто и не помышляет.
— А все же, неужели барона не удивляет столь подозрительная симпатия с боку разбойников к его крестьянам?
— Еще как! Но, сколько не пытались королевские стражники поймать в деревне хоть одного харцыза, те ни разу в расставленные сети не попадались. А засада вскоре начинала животами маяться, и воины возвращались в замок, не солоно хлебавши. Бают, вода в ручье у Опупения особая, только для местных уроженцев и годиться. Чужакам, долго привыкать приходиться. И — наоборот… От того деревенька с годами не разрастается, и ее жители на другие земли переходить не спешат. А еще, — несмотря на то, что на мили вокруг не было ни одной живой души, Лукаш понизил голос, — слыхивал я от привозивших на мельницу зерно мужиков, что по ночам и Змеи к ним наведываются…
— Змеи? — я недоверчиво покрутил головой. — Ну, это уж точно басни. Волчонка приручить и то не всегда удается, а тут… Я память потерял, а не рассудок.
— Не стану утверждать, будто мне все тайны открыты, — вкрадчиво продолжил Лукаш, — но если внимательно прислушиваться к чужим разговорам, особенно когда люди уверенны, что их никто не слышит, много интересного удается узнать. Порой, такого, что собственным ушам не веришь. Да и Проход, рядом… — паренек ткнул пальцем на юг. — Вон те темные и низкие облака над горизонтом видишь?
Я остановился, отер пот с чела, — после лесной прохлады, не смотря на близость вечера, на голой равнине солнце еще припекало всерьез, — и только потом проследил взглядом в указанном направлении.
— Вижу…
— Так это и не облака вовсе, а горы. То есть — Проход…
— Погоди, — остановил я словоохотливого паренька, из которого, после вынужденного молчания на мельнице, слова сыпались так, будто мех прохудился. — Как я понял из объяснений Мышаты, Проход — это единственный путь с севера на юг, проложенный по ущелью в горной гряде. Но я не могу разглядеть его с этого места.
— Вообще-то ты прав, — согласился парнишка. — Но люди называют, для краткости, Проходом и всю гряду, преградившую перешеек, между большими водами. Только, я не о том хотел сказать, отмечая близость гор… — он удобнее поправил заплечный мешок и продолжил. — Неподалеку ущелья, на одной из вершин, образовалось озеро… Именно там, поговаривают и гнездятся Змеи. А до Опупения, которое и нам рядом, крылатым всего ничего. Вот и суди, много ли нелепости в этих разговорах?